Город, в котором...

Набатникова Татьяна Алексеевна

На другой день она не звонила Прокопию несколько часов. Вернувшись в свой номер (оставался незапертым…), нашла его там. Сам не свой. «Ты где была?» Кажется, его даже знобило. Ч у я л. «В гостях… — беспечно. — Заболталась, не сердись». — «В каких еще гостях?» — «Да тутошний один. Все анекдоты рассказывает. Неистощимый такой чемодан анекдотов». Сразу поверил. Успокоения жаждал. «А у нас вчера была коллегия — до самой ночи. А после меня не выпустили — все поехали к Федулину и меня утянули. Не поехать было нельзя. Я ведь вчера был героем дня…» Скромно так.

И поглядел, слушает ли, — хотелось рассказать подробнее. А может, хватит уж мне тебе угождать, а, Прокопий? — и задумалась, как бы ушла в себя.

— Ты слышишь?

— Да-да, рассказывай, мне интересно.

Про то, как он там встал в напряженный момент и при полной тишине геройски произнес… Ни с того ни с сего засмеялась.

— Ты что? — даже испугался. Будто плыл к ней уцепиться, как за буек, — а буек от него, от него…

— Ах, не обращай внимания, это мне анекдот вспомнился, из вчерашних… Пустяки. Весело было. Продолжай.

— Рита! У нас все в порядке? — испарина выступила.

— Все в порядке, все в порядке, продолжай.

— А анекдоты — небось и неприличные?

— Ой, не будь занудой! Лучше продолжай, как ты их всех там, а?

— Ты смеешься?

— Наоборот, горжусь тобой, что, не видишь? — и зевнула.

Отлично! На другой день снова нарушила уговор и позвонила после большого перерыва:

— Извини, заболталась опять. Мы тут сидим в ресторане, обедаем с моим вчерашним знакомцем. Забавный такой мужчина. Ухохатываюсь. Ну, что нового?

Через полчаса уже стоял на пороге обеденного зала, весь из себя бледно-зеленый. Оглянулась, а лицо все еще сохраняло то выражение, с каким обращалась к сотрапезнику: румянец, лукавство.

— О-о! — пропела. — Знакомьтесь! Это Прокопий Матвеевич, а это…

Прокопий не свел с нее упорного взгляда.

— Рита! Я прошу тебя наверх! — приказал.

Поколебалась, подчиниться ли. Не рабыня. Но ничего, это даже интересно. Повиновалась.

Едва за ними закрылась дверь, она напала первая:

— Только не надо мне предъявлять счетов! Я думаю, по счетам я расплатилась! А? Не так разве? Если ты мне хочешь сказать, что, как это, лишаешь меня всех прав состояния, — что ж. Как говорится, бросай — меня подберут!

— Я его убью. Я вас обоих убью… — прошелестел он.

Даже испугалась: сейчас хватит его тут кондрашка, чего доброго. Но тона не поменяла.

— Не надо красотищи. Вы уже не люди — вы портфели. А портфели друг друга не убивают.

И отошла к окну, впала в задумчивость, забыла о Прокопии. Видно было, он борется в себе: то ли прищучить ее тут, показать ей, что с ним шутки плохи, то ли… И, как штангист, не взяв решающего веса, уткнулся лицом в кулаки, сморщился, горько посетовал:

— Я-то думал… Я думал, у нас не сделка! Он думал!

— Я тоже думала, у нас не сделка! — быстро ответила Рита. — А ты меня просто купил!

— Не купил! — шептал, чтоб не заплакать. — Я дарил тебе!

— Ты хочешь, чтоб я была твоей рабыней. Ты ничего не хочешь сделать ДЛЯ МЕНЯ! Тебе надо только, чтобы я служила тебе!

Как золотая рыбка, была бы у тебя на посылках!

— Рита! Это не так!

— Ну докажи!

— Как? — с надеждой.

— Ну, как… Обеспечь мне перспективу жизни. И не в качестве твоей наложницы, а всерьез! …Сам как начинал? — подсказала. Голос подвел, задрожал от нетерпения. — Через «Загранэнерго»…

Это его сразило. Отрезвило. Обозлило.

— Ага, — понял он. — Ты бросаешь меня, а напоследок хочешь еще и разжиться чем можно. Ты хочешь, чтобы я лестницу преуспеяния строил твоему мужу. Рита, а не кажется ли тебе все же, что это немного… слишком?

— Вот видишь! — не сробела Рита. — Между прочим, преуспевание моего мужа — это в первую очередь мое преуспевание! А ты для меня ничего не хочешь сделать! Ты хочешь только меня — для себя. Вот и все твое эксплуататорское ко мне отношение!

— Нет, Рита, нет! Все что угодно для тебя — но при чем здесь он? Ведь в этом есть что-то такое… тебе не кажется?

— Не кажется! Он, между прочим, будет там вкалывать. Развлекаться и смотреть мир буду как раз я. И вовсе, кстати, это не значит, что я тебя бросаю. В конце концов, я вернусь. И буду, по-моему, еще не слишком старая для тебя, — слукавила немножко. Ну, для дела.

— Рита!.. — слабо сказал Прокопий и взялся за сердце.

Их поколение, негодяи старой закваски, они все-таки хоть держатся еще правил их демагогических игр, и в рамках этих правил с ними можно иметь дело. Они, как волки, не смеют перепрыгнуть через флажки. Это новый, молодой негодяй перешагнет через что хочешь, его демагогией уже не возьмешь, он просто даст тебе ниже пояса, и все.

— Нет, ты никак не хочешь меня понять! — наседала. Тут скорость, главное, не потерять, как на вертикальной стенке.

— Рита, мне и осталось-то, может, года два всего… Ну, совсем слюни распустил!

— Не подходят мои условия? Что ж… Я даже из гостиницы не съеду, у меня еще отпуск не кончился. Я устроюсь, ты не думай. Я уже убедилась.

— Только не надо угрожать, — бессильно взмолился.

— А раз ты не хочешь по-человечески…

Таким фальшивым, таким врущим тоном с пьяными разговаривают, с сумасшедшими, лишь бы унять. А Прокопий хуже пьяного, хуже сумасшедшего: он старый. Загнали его в угол и протягивают спасительную веревочку обмана. И он за нее цепляется, лишь бы не остаться в этом безвыходном темном углу.

— Ладно, — сказал. — Посмотришь мир.

И Рита щедро вознаградила его. Пусть вдолбит себе в башку, что в его возрасте надо оплачивать любовь.

Рита выглянула в иллюминатор на землю, укрытую снегом, разлинованную темными лесополосами. Вот так же представлялись ей сейчас с высоты полета прежние ее флирты — ничтожные, имевшие целью лишь убогое, где-то даже бескорыстное развлечение. И вот жизнь приобретала масштабность, набирала высоту! Держись, Рита!

Она возвращалась домой с чувством полководца-победителя, где силой, а где хитростью завоевавшего для своего государства новые земли.