Город за рекой

Казак Герман

Благодаря своему особому положению служащего городской Префектуры он, должно быть, был освобожден от всякого рода часов упражнений, из которых, по всей видимости, складывалась повседневная жизнь подавляющей части местного населения. Случай в соборе и для частного лица был малоприятен. А уж для должностного лица это было просто постыдно. Как он осрамил себя! Его мучило, что своим поведением, которое теперь не исправить, он в первые же часы своего пребывания в этом городе уронил звание архивариуса в общественном мнении. Ведь это, без сомнения, выплывет в скором времени на поверхность, пойдут разговоры, и все узнают, кто был этот незнакомец в культовом здании.

Правда, на другой день, после ночного сна неприятное чувство в душе несколько изгладилось, и он уже без ужаса вспоминал

о вчерашнем происшествии. Теперь уже не казалось, что тайна его отношений с Анной раскрылась и что сам случай этот повредил его деятельности как архивариуса. Если бы потребовались разъяснения, он бы нашел, как оправдаться, чтобы это выглядело убедительно, сказал бы, к примеру, что чулки и туфли подобрал на площади у фонтана и отнес их в ближайший собор, сочтя, что они принадлежат какой-нибудь из девушек, участвующей там в упражнениях. Такое объяснение выглядело бы вполне правдоподобно. Но пока что никто не требовал от него никаких разъяснений, и это избавляло его от необходимости прибегать к стыдливым уверткам и тем самым затемнять истинное положение вещей.

Первую половину дня он провел в Архиве. Осмотрелся в помещениях, расположился с бумагами за письменным столом, еще раз оглядел комнату в противоположном крыле, предоставленную ему в личное пользование. В убранстве ее не было никаких излишеств; в ней стояли: стол, диван-кровать, несколько небольших кресел, шкафы, умывальник, книжный стеллаж — словом, все самое необходимое. Мысль о переселении сюда все более и более занимала его. Затем он принялся просматривать картотеку, но поначалу мало что понял из записей, отсылок и шифров. Ему казалось, что он едва ли когда-нибудь сможет составить представление о принципах организации и расположении всего этого обширного собрания материалов. Он чувствовал себя в новом мире еще неуверенно или — вернее сказать — бесприютно.

Почтенные ассистенты в соседних помещениях при его появлении замыкались в себе, как будто боялись, что их потревожат, правда, их холодная отстраненность была иной, чем у Кателя. Со старым Перкингом он перекидывался время от времени двумя-тремя фразами, серьезный же разговор не завязывался. Когда он утром входил в здание Архива, ему казалось, что он не вынесет этих долгих часов, что отделяли его от встречи с Анной, но, к своему удивлению, даже не заметил, как протекло время до полудня; один из посыльных юношей вовремя напомнил ему об обеде, сказав, что еда для господина архивариуса уже доставлена сюда из гостиницы. Обрадованный, Роберт поблагодарил юношу за старание и попросил принести еду прямо к нему в кабинет.

Уже торопясь уходить и немного нервничая из-за боязни опоздать, он просил того же посыльного передать Перкингу, что он должен выйти в город, но что до конца дня, возможно, еще появится в Архиве и просидит, может быть, целый вечер.

Проходя по улицам, он внимательно ко всему приглядывался, почитая это своей обязанностью. Сегодня он избрал новый путь, чтобы ознакомиться с другими городскими кварталами. Улицы и переулки здесь являли собой картину запустения. Мостовые во многих местах были выщерблены и только кое-где частично подлатаны; обломки камня валялись кучами в сточных канавах. Из людей, какие ему попадались тут, одни занимались тем, что очищали эти обломки от грязи и укладывали аккуратно в ряд, другие рылись в кучах мусора, как будто выискивая что-то еще пригодное, и создавали тем самым новый беспорядок.

Он обратил внимание на то, что очень мало магазинов; немногие, что встречались, были оборудованы в нижних этажах пустых домов-развалин. Окна-витрины, уродливо заделанные простыми деревянными щитами, позволяли заглянуть вовнутрь лишь через небольшие отверстия, залепленные прозрачной бумагой. Там лежали пыльные муляжи, выцветшие круглые жестянки, помятые коробки, разные образцы товаров, неряшливо, без вкуса расставленные и наводившие уныние своим мертвенным видом.

У входа в одну из торговых лавок перед закрытой дверью стояла длинная очередь, безжизненные фигуры, ждавшие какой-то выдачи. Из обрывков разговоров, которые он слышал, проходя мимо, Роберт узнал, что самые первые заняли очередь еще до восхода солнца, но все еще

ждали, не продвинувшись вперед ни на шаг. Очередь мало-помалу начала расходиться. Нет смысла стоять, раздавались голоса, надо попробовать на следующий день. Те, кто пришел позже и стоял в хвосте, не хотели верить и, как будто еще надеясь дождаться, поспешно проходили вперед, занимая место ушедших. "Ничего не поможет", — сказала одна женщина тягучим голосом своей соседке. "Но мы хотя бы время скоротали", — отвечала та.

Выбравшись из тесного сплетения улочек центральной части города, Роберт почувствовал облегчение. Он снял пиджак и перекинул его через руку, расстегнул верхнюю пуговицу на вороте рубашки. Проходя через площадь с фонтаном, он украдкой бросил взгляд в сторону собора, бледный силуэт которого обозначался на фоне выпуклой синевы неба. Когда он вышел к трамвайной остановке, сердце у него учащенно забилось.

Анны нигде не было. На скамейке все так же лежала записка, никем не замеченная. Он сунул ее в бумажник и сел на лавку. Всякий раз, как только поблизости раздавались шаги, он мгновенно вскидывал глаза, думая, что это наконец Анна. Но она все не шла. Вот так бывало прежде, мелькнуло у него, она всегда приходила слишком поздно. Чем дольше он ждал, тем сильнее овладевало им беспокойство. Не случилось ли с ней чего? Воображение рисовало ему самые разные картины: что, к примеру, может произойти, если они все же встретятся, если он останется когда-нибудь с нею наедине. Мысли разжигали чувственность.

— Ку-ку, — послышался голос, и две руки сзади обвили его шею. Он схватился за очки, которые едва не соскользнули на нос, так порывисто обняла его Анна. Дурное настроение вмиг улетучилось.

Они решили обойтись без трамвая, который все равно ходил редко и нерегулярно, тем более что идти было не так долго. Анна приглашала его в загородный поселок с частными владениями; располагался он неподалеку отсюда по левую сторону от трамвайных путей. Роберт взял чемодан с вещами, который она прихватила с собой.

— Это окончательный переезд, — с гордостью сказала она.

Впрочем, получить разрешение переселиться в их родовой дом оказалось труднее, чем она предполагала. Начальник района выразил опасения, отпуская ее преждевременно из общей подвальной квартиры, где она была закреплена за соответствующей ей группой и включена в список так называемых добровольных. В этом списке отмечено, что преждевременное переселение ее в эти края обусловливало пребывание на полумонастырском положении. При ее неопытности в сношении с властями она опрометчиво понадеялась, что достаточно будет коротких переговоров, чтобы поменять место пребывания в городе. Потребовалось, однако, написать прошение, заполнить кучу формуляров и ответить на уйму вопросов, хотя администрации с самого начала известны все подробности о каждом из жителей. Когда она в спешке оставляла на скамейке записку для Роберта, она еще не знала, разрешится ли ее дело в течение суток. Ночь ей пришлось провести, как и всегда, в переполненном спальном помещении вместе с другими напарницами, это человек сорок-пятьдесят, вместо того чтобы насладиться наконец уединением. И вот только что, в обеденный час, после того как начальник, по ее настоянию, связался непосредственно с Префектурой, при этом было упомянуто и имя Роберта, ей быстро предоставили продолжительный отпуск. Но вместе с тем обратили ее внимание на связанные с этим опасности и советовали не ускорять искусственно процесс. Ну да, кивнула она в ответ и даже подписала бумагу, потом уложила вещи и теперь, когда ее желание наконец исполнилось, чувствует себя бодрой и радостной.

Пока она говорила все это со свойственной ей живостью, они уже свернули с трамвайных путей и оказались в загородной местности, где располагался поселок с частными владениями. Белесоватая пыльная пелена висела над деревьями и кустами, за которыми там и сям мелькали низкие строения.

Роберт рассказал о вчерашнем досадном происшествии туфлями и чулками, но она не придала этому особого значения. Потеря, казалось, не огорчила ее.

— Если не найдутся в соборе, — сказала она, — придется раздобыть что-нибудь взамен на толкучке. Пока что я обхожусь, как видишь, сандалиями.