Город за рекой
Шрифт:
— Однако я очень страдала от внутреннего чувства вины, — сказала Анна, медленно проводя рукой по волосам.
— Ну, — ободрил адвокат, — это все личные, человеческие соображения совести, может быть заслуживающие внимания с точки зрения нравственности, но едва ли пригодные для использования их в качестве доводов противной стороной.
— Но Хассо, — упорствовала Анна так, как будто вела разговор сама с собой, — это, кажется, чувствовал.
— Разве вы с того момента отказывали своему супругу? — возразил
Она подалась вперед в своем кресле и резко кивнула головой. Роберт, которому был хорошо знаком этот короткий и властный кивок головой, один из ее характерных жестов, замеченный им и в то памятное утро на площади с фонтаном, невольно присвистнул.
Советник юстиции повернул голову.
— В доме мыши? — осведомился он.
— Нет, — сказал Роберт, — только чувства.
— Ведь я не могла того, другого, — продолжала Анна глядя в пустоту, — с тех пор как ему снова принадлежала, пусть даже только в мыслях, я не могла его обманывать с Хассо. Есть только одна верность. И она сильнее смерти.
Роберт перевел дыхание. Анна сидела неподвижно, точно окаменевшая.
— С юридической точки зрения, — сказал советник юстиции, — это действительно глупая вещь, из которой суд по возможности заключил бы, что существовало нечто большее, чем душевная связь с другим мужчиной. На него в таком случае легло бы бремя доказательства обратного, что представляло бы особенную трудность, ибо неизвестно, когда дружеский партнер прибудет сюда, чтобы представить свои показания. А не было ли у вас, — продолжал адвокат, — я имею в виду перед вашим последним путешествием, возобновления отношений с вашим мужем — я полагаю, здесь нет ничего необычного.
Она молчала.
— Я имею в виду, — внушал старый советник юстиции, — может быть, это у вас из памяти только вылетело, бывает, что в силу особых условий здесь многое начинает представляться несущественным и лишним, не так ли?
Анна скользнула взглядом по напряженно-неподвижному лицу Роберта и пожала плечами.
— Во всяком случае, — сказал адвокат, — вы сначала помышляли соединиться с этим другим мужчиной после расторжения брака?
— Естественно, я часто думала об этом, — отвечала Анна несколько утомленным голосом. — Но чем ближе придвигался срок решения о разводе, тем сильнее я страшилась действительности, ведь она предварена была в моих мечтах.
— Понятно. Но, — сказал советник юстиции, роясь в своих записях, — вы ведь сами, кажется, говорили, что тот, другой, тоже был женат?
— Для нас не имели значения официальные формальности. Я любила его жену. Он, независимо от моего и нашего положения, хотел разводиться с ней, в чем я, правда, сомневалась — но, как теперь вижу, напрасно.
— После того как состоялась наша последняя с вами беседа перед решением суда, — заметил адвокат, — вы уехали в горы, никто ничего не знал о вас, о вашем
— Никто не мог знать, где я была, — подтвердила она. — Мне хотелось побыть одной, чтобы испытать свой будущий путь. Наконец, главным для меня было не столько оправдательный приговор в бракоразводном процессе, сколько оправдание себя самой.
— Пусть так, — согласился адвокат, — только о вас, к сожалению, ничего с тех пор больше не слышали. Я сам почувствовал себя несколько нездоровым, о чем я уже рассказывал сыну, так что даже не могу сказать, состоялось ли еще раз слушание. Вы не получали повестки из суда?
Она не в силах была сдержать улыбку.
— Я отсутствовала, — сказала она, сверкнув глазами.
— В любом случае, — рассудил советник юстиции, — мы должны, фрау Мертенс, теперь, когда мы снова встретились здесь, — он слегка согнулся в своем кресле, — продолжать прямо с того места, где остановились. В качестве нового аргумента, который пустит в ход противная сторона, теперь, разумеется прибавится обстоятельство, которое можно было бы квалифицировать как злонамеренное оставление супруга.
— Это произошло добровольно, — сказала она и снова нервно натянула рукав на запястье. — Это равным образом должно касаться и другого мужчины.
— В случае, если он был осведомлен, — сказал адвокат. — Вы сами упомянули, что вы уединились окончательно.
Анна, покусывая нижнюю губу, бросила испытующий взгляд на Роберта. Для того внезапно прояснилось то неясное, что усложняло его отношения с Анной в эти два последних года. Даже неясная загадочная пауза, когда он ничего о ней не слышал. Но насколько ясность эта освобождала его, настолько же ошеломляло хладнокровие, с каким она могла обо всем говорить, Словно чувство положено было на тонкий лед.
Анна между тем собрала чайную посуду и отставила на комод.
Советник юстиции листал свои бумаги. На его морщинистом лбу выступили капли пота, он отер их шелковым платком.
— А нет ли признаков того, — спросил он вполголоса, — что профессор Мертенс также прибудет сюда в ближайшее время?
— Не мой муж последовал сюда, — торжественно заявила Анна, — а… — Она оборвала на полуслове. — Не будем больше задерживаться на бракоразводном процессе, господин советник юстиции. Это запоздало.
— Ничего не запоздало, — пробормотал адвокат, — все еще только раскручивается.
Впрочем, нелюбовь к прошлому, прибавил он, есть, как известно, не что иное, как уклонение от будущего.
— Ну и что, — возразила она, — я ощущаю себя свободной.
Но адвокат заявил, что это-де субъективный взгляд.
— Ибо, — сказал он с натянутым смешком, — так удобно перечеркнуть былое и сделать вид, будто до него никому больше нет дела.
— Даже если оно окончено для нас? — резко спросила Анна.