Город за рекой
Шрифт:
Отец Роберта, продолжая играть карандашом, сделал несколько жевательных движений, потом сказал, что с юридической точки зрения приведенные доводы мало что дают, тем более что для иска о разводе это потеряло силу за давностью лет. Душевные рубцы, мол, красивый образ, который он мог бы, пожалуй, взять в свой лексикон, но не осязаемый аргумент для практики. Он засмеялся довольным и добродушным смехом.
Роберт, наблюдая и слушая, стыдился за отца и так бы, кажется, и заткнул ему рот. Анна, упершись локтями в спинку кресла, рассматривала
Советник юстиции перекладывал бумаги и мял при этом листы. Речь идет о том, возобновил он нить разговора, что противная сторона манипулирует смутными подозрениями относительно недостойного поведения в браке его клиентки, среди прочих фигурирует и имя Роберта.
— Я могу уйти, — резко сказал Роберт.
— Ни в коем случае, ни в коем случае, — потребовал отец, — мы же всегда находили общий язык.
— Как хочешь, — холодно сказал сын. Он упрямо, как мальчишка, смотрел в потолок.
Обращаясь к Анне, чей взгляд блуждал между отцом и сыном, советник юстиции сказал, что уже не раз намеревался объясниться со своим сыном. Ведь и для него существует такое понятие, как честь семьи. И потому именно, что его сын здесь совсем недавно, мысли его еще витают вокруг семьи и детей. Тем более необходимо оставить чистым фамильный герб. Процесс есть борьба, не иск. Вот что хотел он сказать.
Анна и Роберт переглянулись. Старик как будто произносил речь перед трибуналом мирового суда. Тайное согласие всех любящих придавало им силы.
Впутывать же своего сына, уверял советник, повысив голос, в это дело, которое он как адвокат охотно — впрочем, какое там охотно, — ведение которого он продолжает и сейчас расценивать как свое, — впутывать сюда своего сына означает не что иное, как закладывать мину против себя самого.
— И мой сын этого не сделает, — говорил старик чуть не плача. — Я оспариваю ваши утверждения, мои господа. Это заговор противной стороны, которая хочет принудить меня сложить с себя полномочия ввиду заинтересованности. Они желают отделаться от меня, поставить меня в положение ненужного здесь человека.
Он сжал правую ладонь в кулак, неплотно сомкнув пальцы, и поднес, как бокал, к губам.
— Тут нет больше заинтересованности, — заявил он с воодушевлением, — здесь предмет обретает наконец свой окончательный вид.
Он, держа ладонь сложенной в кулак, отхлебнул из воображаемого бокала.
— Мама идет! — крикнул Роберт насмешливо.
Отец испуганно стал потирать ладони, как будто желая замять дело.
Анна засмеялась, но тут же прикрыла рот рукой. Роберт сидел в выжидающей позе.
— Как известно, — заговорил отец после короткого молчания, снова войдя в роль адвоката, — после шести лет брака, даже бездетного, чтобы предъявить иск о разводе, когда жизнь так коротка, требуется объяснение, основание для моего
Анна обратила внимание, что на лбу старого советника, когда он хотел придать какому-то пункту своей речи особый смысл, неизменно образовывалось множество мелких морщин в виде маленьких полукружий, которые точно копировали дуги приподнятых бровей.
— Возможно, — сказала Анна, — что с момента моего замужества прошло так много лет, как вы утверждаете. Я, во всяком случае, знаю только, что спустя четыре года — это был день на исходе сентября, краски деревьев сияли ярче обычного, когда посмотришь в сад, и синева неба казалась почти такой же металлической, какой она всегда бывает здесь, бурые каменные плиты так резко контрастировали с волнистой зеленью травы, и георгины пылали, они даже в сумерки еще пылали, я как сейчас это вижу…
В то время как Роберт восторженно смотрел на Анну, лицо которой озарилось светом, отец напомнил ей, что она, кажется, намеревалась сообщить что-то конкретное, мол, она начала с того, что по прошествии четырех лет замужества…
— Да, — сказала Анна, — тогда в первый раз ко мне снова пришел тот, другой мужчина, и с его приходом рубец моей души перестал болеть.
— Но-но, — живо предупредил советник юстиции.
— Я воспользовалась случаем, — запинаясь, продолжала Анна, — чтобы пригласить его. Написала ему письмо по поводу его новой книги, исследования, которое меня и раньше интересовало. Хассо всегда говорил только о своей врачебной практике.
— Конечно, — раздраженно поддакнул адвокат. — Но если бы даже при возобновлении этих отношений дело дошло до таких фактов, которые бы противная сторона могла использовать в качестве аргументов, это уже устарело, потому что…
— "При этих отношениях", — перебила его Анна, — вообще ни один "такой факт" не имел места.
— Ну тогда, — досадливо возразил советник юстиции, — это никуда не ведет.
— Это ведет нас как раз сюда, — сказала Анна, чувствуя, с каким напряженным вниманием следует Роберт за ее словами. Старая игра в треугольнике бильярдных шаров продолжалась. — Ведь тот, другой, — продолжала она, — в течение последних двух испепеляющих лет завладел мной, и я недооценила, какие права я предоставила ему тем, что и я владела им.
— И все-таки, — возразил советник юстиции Линдхоф, глядя немигающим взглядом, — все оставалось, как вы уже признались, в допустимых границах.
— Внешне и с бытовой точки зрения, пожалуй, что так, — сказал она, — но в моем воображении все происходило, как если бы оно было на самом деле, и — кто знает?
Роберт, который тщетно старался уловить отрешенность во взгляде Анны, вынужден был сдерживать себя, чтобы не выдать чувств, поднявшихся в душе.
— Сударыня, — наставительно произнес советник, — мечтания с юридической точки зрения не имеют ровным счетом никакого значения, не говоря уже о том, чтобы быть аргументом.