Город Змей
Шрифт:
— Нет. Они прорыли ход снизу.
— Как случилось, что никто этого не заметил?
— В комнате звукоизоляция, — объясняет Сайнс, — кроме того, здесь почти никто не ходит — Кардинал захотел лежать в самой уединенной части здания. Не могу понять, откуда они узнали, где именно надо копать. Только три человека имеют доступ к архитектурному плану. Каждый был проверен гвардейцами. Кто бы это ни сделал, он не мог действовать по официальным каналам.
Несколько мерцающих огней помещено на полу по углам комнаты.
— Я спущусь по лестнице, — говорю я Сайнсу, — ненадолго.
— Что
— Сочините правдоподобную историю для гвардейцев и молитесь, чтобы они вам поверили.
Я взбираюсь на плиту, перекидываю ноги в пустоту, нашариваю верхнюю ступеньку лестницы и начинаю спускаться.
До самого низа сорок одна ступенька, от лестницы идет короткий туннель, который упирается в дверь. Запор, вероятно, находится с другой стороны двери, но гвардейцы, скорее всего, вышибли ее во время своих неоднократных посещений, поскольку, когда я толкаю дверь, она отворяется. Я делаю шаг внутрь и освещаю фонариком пространство вокруг. Я нахожусь в некоем узловом пункте. Пять грубо высеченных туннелей расходятся в неизвестных направлениях. Три туннеля помечены крестами — их исследовали гвардейцы. Тассо сказал мне, что они ничего не нашли, кроме все новых и новых перекрестков и многочисленных туннелей, расходящихся в разные стороны, после чего бросили это дело.
— Ты ведь здесь, не так ли? — шепчу я, выключая свой фонарик и давая темноте возможность поглотить меня. — Они держат тебя там, где никому тебя не найти. Наверху ты начальник, но внизу правят они. Туннели — это их вотчина. Интересно, как они с тобой обращаются?
Я негромко кашляю. Один из побочных эффектов столь долгого пребывания в одиночестве — я начал говорить сам с собой. Еще не дошел до стадии, когда отвечаю на собственные вопросы, но она уже не за горами. Я задерживаюсь на минуту, ощущая темноту, как нечто реальное и осязаемое. Я уверен, что вернусь в эти туннели снова еще до окончания расследования, но в настоящее время они не представляют для меня интереса. Я не собираюсь искать Райми, бродя здесь в полной темноте. Придется поработать, чтобы отыскать его. Виллаки поставили передо мной нелегкую задачу.
Я поднимаюсь по ступенькам, размышляя, что предпринять дальше. В последний раз я проявил себя неплохо, но я, конечно, не суперсыщик. Священники наверняка расставили на тропе ключи к разгадке, чтобы я совершенствовался в этой профессии, иначе я начну бегать по кругу. Но я уверен, они помогут мне, как бывало и раньше. Игра для них ничего не значит, им интересен результат. Наверняка это лишь вопрос времени, когда…
Внезапно я замечаю стоящее в углу фото. Улыбнувшись их умению выбрать подходящий момент, я хватаю фото и продолжаю подъем.
— Что это? — спрашивает Сайнс, замечая фото.
— Кто-то потерял свой воскресный снимок, — бормочу я, изучая фото в режущем глаз после темноты освещении склепа. На нем изображена молодая привлекательная женщина. Лицо знакомое, но я никак не могу ее узнать. На заднем плане неясно вырисовывается Дворец. В руках у нее газета. Уверен, что когда поднесу к ней увеличительное стекло, то смогу различить дату, ведь снимок подброшен именно
— Где он был? — спрашивает Сайнс, беря у меня снимок.
— На лестнице. Когда сюда входили в последний раз?
— Вчера. Нет… — Он делает паузу. — Вечером в понедельник. Четыре гвардейца. Внизу оставались лампы, веревки и другое снаряжение. Они приходили его забрать.
— Они не могли не увидеть фото. Либо оно оказалось здесь после их прихода, либо его оставил кто-то из них.
Сайнс качает головой:
— Я был здесь после их ухода. Это не они.
— Вы уверены?
— Абсолютно. — Он возвращает мне фото.
— Тогда я не буду тратить время на то, чтобы их опрашивать.
Я уже хочу спрятать фото, но внезапно в памяти как будто вспыхивает яркий свет. Я подношу снимок ближе к глазам.
— А ведь я ее знаю, — бормочу я, — встречал много лет назад. Она работала в…
В мозгу раздается щелчок, я вспоминаю имя, но повторяю его только себе самому, не видя необходимости информировать любознательного доктора Сайнса. Ама Ситува, дочь Кафрана Рида, который был владельцем самого необычного ресторана в городе. Я не посещал его уже десять лет. Я даже не знаю, существует ли он. Но узнать это не составит большого труда.
К моему удивлению, не только ресторан Кафрана до сих пор процветает, но и его прежний владелец все еще на своем месте и выражает готовность поговорить со мной.
Кафран Рид выглядит старше своих лет — седой, сгорбленный, немощный. Большую часть времени он проводит в ресторане, который за эти годы мало изменился — так же кричаще раскрашен, — но теперь у него есть управляющий. Кафран только общается с персоналом и посетителями, проверяет продукты, пробует блюда, заботится о музыке (преимущественно мелодии и песни 60-х и 70-х) и ждет, когда смерть предъявит на него свои права.
— Ама Ситува? — безучастно повторяет он, когда я задаю свой вопрос.
— У вас есть дочь?
— Увы, нет. — Он горько улыбается. — Я очень хотел иметь дочку, но этому не суждено было случиться.
Я показываю ему фото, которое подобрал в Холодильнике:
— Узнаете эту женщину?
Ему приходится надеть очки, после чего он начинает пристально изучать фото. Но ни намека на узнавание не мелькает в его старых усталых глазах.
— Простите. — Он грустно смотрит на меня.
Кафран приглашает меня остаться на ланч, но я вежливо отказываюсь. Слишком много дел. Перекушу что-нибудь на ходу.
Выйдя на улицу, я вынимаю сотовый телефон и набираю номер, который вчера дал мне Тассо. Он отвечает на втором гудке:
— Алжир?
— Я хочу, чтобы вы кое-что для меня проверили. Список Аюмарканов, который я видел, это старая копия, которую мой отец украл из файлов Дворца. У вас есть более новый…
— Я знаю все имена, — прерывает он, — раньше я просматривал его регулярно, надеясь, что какое-нибудь имя расшевелит мою память. Говори.
— Ама Ситува.
Он крякает:
— Она была добавлена в список одной из последних. Я спрашивал о ней Капака, но он никогда не говорил о том, знает ли ее.