Город
Шрифт:
Эм благодарно кивнула, повернулась и побежала туда, где уже залегли непроглядные тени. У нее точно крылья выросли. Она проникла во дворец!
38
С некоторых пор пальцы у Бартелла стали очень неловкими. А теперь еще и занемели от холода до такой степени, что он едва чувствовал булавку, которой ковырял дверь. Время от времени старик прерывал работу и подносил руки к губам – удостовериться, что маленький кусочек металла еще там. Казалось, булавка отдавала мертвечиной. Барт невольно спрашивал себя: сколько жизней обрело свой конец в этом подвале?
Между тем его длительные усилия увенчались успехом: внизу двери образовалась дырочка, достаточная, чтобы просунуть указательный палец. Зацепившись им, Бартелл попытался раскачать дверь. Тронутые гнилью доски вроде бы чуть-чуть сдвинулись. Он снова принялся за работу, стараясь расширить дыру. Трудился он по-прежнему одной рукой, не решаясь пустить в ход вторую, со сломанными пальцами, хотя они больше и не болели. Было время, когда к этому сроку его кости уже начинали подживать. Старость, старость! Он не мог пойти на то, чтобы разбередить их. Пусть отдохнут еще хотя бы денек… И Бартелл продолжал действовать одной рукой, неуклюже опираясь на локоть.
Как обычно, его мысли постепенно обратились к прошлому. Ко дням его славы, к битвам в Кулденской пустоши и на полях Петраса, где он вел в бой десятки тысяч солдат. Тогда подле него скакал Фелл, и армии Города были непобедимы, и Шаскаре, казалось, принадлежал весь мир…
Когда несколькими неделями ранее он узнал от Броглана, что Фелл возглавил заговор цареубийц и ему, Бартеллу, нашлось в этом заговоре место, он пришел в восторг. Время и увечья вот уже восемь лет вынуждали его мириться с ролью старика Барта, любящего отца и скромного домохозяина. Снова возглавить армию! Взять в руки меч! Стать прежним! Он о подобном не смел даже мечтать.
У него были кое-какие сомнения насчет плана убийства, но он их отбросил. Он верил в Фелла. И в то, что Феллу удастся уничтожить императора. Если это вообще возможно, значит Фелл справится.
План был основан на присущем императору любопытстве. И на его гордости. Когда Шаскара знал его – знал как друга, – Бессмертный часто скучал и, соответственно, хватался за любую возможность развлечься. Ныне, постаревший и наверняка не слишком здоровый, он вел жизнь затворника. Конечно, ему захочется присмотреться к Феллу, который, по слухам, мог оказаться его сыном! Вероятно, император заподозрит обман, но вряд ли справится с искушением.
А вот что касается ударного отряда синих, который должен тайно просочиться Чертогами и схватиться с императорской Тысячей… Силы были очень уж неравны. И старый полководец хорошо понимал, что внезапность вряд ли сможет их уравнять.
В самом лучшем случае император будет убит, с ним, вероятно, погибнет Фелл, а Тысяча станет по-прежнему удерживать дворец. И тогда все будет зависеть от того, сумеет ли он повернуть две армии, Вторую Несокрушимую и Четвертую Имперскую, на службу новому императору. План Фелла предусматривал, что этим новым императором станет Марцелл. Однако Марцелл, поддерживаемый Тысячей, окажется вряд ли чем-то лучше Ареона. С точки зрения Барта, самый выгодный расклад был таким: Марцелл тоже гибнет, а трон получает его брат Рафаэл. Раф не очень-то ладит с Боазом, военачальником Тысячи. Значит, власть оказывается поделена натрое: Раф Винцер как законный престолонаследник, Боаз с Тысячей и Шаскара во главе армий.
Бартелл замерз с головы до пят и даже не сразу сообразил, что вода в каземате прибывала – медленно, но верно. Она уже добралась до его ягодиц, леденила пах. Ноги, занемевшие от долгого сидения на холодном полу, свело болезненной судорогой. Барт кое-как поднялся, опираясь на дверь, и постарался справиться с подступающей паникой. Потом начал ощупью обследовать камеру. Да, он не ошибся – в самом глубоком месте вода уже достигала коленей. Вода наползала бесшумно, и он, старый дурак, ничего не замечал, пока не промокли штаны. Бартелл приложил руку к нижней части двери и почувствовал течение. Вода поступала из коридора.
У него вырвался стон. До сих пор ему грозила смерть от пыток или от голода. Теперь прибавилась еще одна опасность…
Нагнувшись, он снова попытался расшатать дверь, но она не поддавалась. Он забарабанил кулаками по доскам и стал звать на помощь, впрочем без особой надежды, что его кто-то услышит, а если и услышит, то не обратит внимания.
Слегка успокоившись, он задумался: а не было ли подтопление ежедневным явлением? Быть может, подземная вода наступала и отступала, подчиняясь некоему природному ритму, так что за приливом вскоре наступит отлив? Сколько он вообще тут сидит – сутки, больше? Он не имел никакого понятия. А может, воду нарочно пускали сюда время от времени, чтобы уносила отходы? В этом случае она тоже должна была скоро схлынуть.
Вода добралась до пояса.
Бартелл вновь попытался отогнать страх. Он стал думать о временах, когда был свободен. Постарался вспомнить имена полководцев, чьи армии ему предстояло возглавить. Он полжизни знал предводителя Несокрушимой. Невысокий такой мужик, коренастый, с бородой клинышком, по имени… Барт прекрасно помнил его. Они лет тридцать вместе дрались, выпивали, резались в кости и ходили по бабам. У младшего полководца была ненавистная грымза-жена и три обожаемые дочери. Еще он какое-то время держал трехногого пса по кличке Шут. Тьфу ты, как же его самого-то звали?
Второй полководец, командовавший Четвертой Имперской, был… ну конечно – Констант Керр, дальний родственник Флавия. Бартелл его почти не знал. Император, помнится, называл его другом, но Констант принадлежал уже к младшему поколению.
Не самое выдающееся достижение памяти, но Бартелл воодушевился.
Однако его мысли, оставшись без контроля, тут же нашли себе новое русло, и вот уже он задумался об Эмли. Ее в самом деле схватили или ему показалось? Что с ней теперь будет?
Вода потихоньку ползла все выше по его груди. Он даже вздрогнул, когда она полилась за воротник. Он выпрямился и встал, как подобало старому солдату, навытяжку.
Он уже раз десять, не меньше, задумывался о том, а не погрузиться ли в эту воду. Откинуться, расслабиться и впустить ее в горло… Это будет быстрая смерть. И относительно безболезненная.
Но выработанная всей жизнью упрямая решимость, та самая, которая, будучи помножена на мужество и удачу, в свое время вывела его в главнокомандующие, удержала старого полководца от того, чтобы признать поражение. Задрав голову, он неглубоко дышал смрадным воздухом – и держался…