Город
Шрифт:
Первый эпизод битвы, с применением зубов, ногтей и резиновых дубинок, завязавшейся на полу завершился тем, что наркоман отпустил, наконец, первого охранника с уже разорванным горлом (к тому времени парень уже перестал сопротивляться — он либо лишился сознания, либо просто умер) и тут же набросился на следующего.
На шум нешуточной борьбы и яростных воплей из милицейского участка, двери которого располагались почти напротив дверей охранников, только перед турникетом, нехотя вышли несколько нетрезвых милиционеров. И уже через минуту они тоже были вовлечены в эту бойню.
* * *
Максим
Это случилось после того, как со стороны правого фланга несколько одержимых одного за другим уничтожили несколько представителей правопорядка, образовав при этом небольшой коридор, которым незамедлительно и воспользовался нападавший.
Мужчина, лет пятидесяти, в дорогом, светлом кремовом и немного испачканном тёмной кровью костюме, с интеллигентным лицом, совершенно не вязавшимся с образом привычного нарушителя закона, с тёмно-каштановыми волосами с проседью, зачёсанными назад и открывающие высокий лоб, в сильных очках в толстой роговой оправе, с маниакальной яростью и (если только этого просто не показалось Канаеву) с каким-то нечеловеческим вожделением, бросился в образовавшуюся брешь.
Канаев не стал выяснять намерения незнакомца, так как это не входило в его планы. Вместо этого он вскинул правую руку с табельным «Макаровым» и абсолютно не прицеливаясь выпустил пулю прямо в центр высокого лба.
Интеллигентного вида незнакомец, от сильнейшего удара пули, отшатнулся всем корпусом назад, при этом его лицо запрокинулось вверх. Канаев, рассчитывавший на то, что мужчина в очках через мгновение рухнет наземь, был в который уже раз за сегодня разочарован, так как тот вновь обретя устойчивость, упрямо зашагал к Максиму, а прямо посреди его высокого интеллектуального лба теперь красовалось небольшое тёмное отверстие, из которого не появилось ни капли крови.
Возможно, в природе и существовало что-то, что, безусловно, могло ошеломить Канаева, однако, вид человека, который должен был быть уже мёртв и, тем не менее, продолжает двигаться, к таким зрелищам уже не относился. Поэтому вместо того, чтобы в благоговейном оцепенении, беспомощно наблюдать за тем как на него надвигается живой труп, Канаев абсолютно хладнокровно спустил сразу оба спусковых крючка.
Два выстрела практически слились в один.
Две пули, покинувшие разные стволы, устремились в лицо нападавшего. Одна из них избрала своей целью левый, другая — правый глаз. Ещё до того, как без особых усилий преодолеть глазные яблоки, легко пробить тонкую стенку черепа и разворотить мозг, пули разнесли на мелкие осколки линзы очков, которые чудом остались на своём месте после первого выстрела в центр лба.
Брызнув стеклянным бисером, исчезнувшие линзы открыли две безобразные чёрные дыры, ведущие прямиком в мозг, по краям которых вперемешку с тонкими лоскутками плоти пестрели серые крупинки.
Мужчина качнулся вперёд. Из чёрных отверстий на скулы потекла студенистая, неоднородная масса с чёрными прожилками в которую превратился мозг, перемолотый пулями.
Какое-то время мужчина всё ещё продолжал стоять на ногах и Максим, уже было, едва не разуверился в эффективности своего оружия, когда тот, наконец, рухнул на асфальт, прямо у его ног, сотрясаемый чудовищными судорогами. При этом очки, к данному моменту представляющие из себя заляпанную мозгом оправу без стёкол, соскочили с переносицы и отлетели под ноги Максиму. Не удостоверив этого скромного трофея даже взглядом, Канаев наступил на оправу, превратив её в мелкий мусор, и продолжил своё движение к спасению.
* * *
В тот момент, когда бурлящая человеческая масса столкнулась с милицейским кордоном, Усанин осознал, как смехотворны силы правопорядка в сравнении с бесчисленными ордами нападавших, но если бы они хотя бы были равны, или даже меньшими, то и тогда он очень сомневался в положительном, для него, исходе ситуации. Уж слишком серьёзно были настроены эти ребята.
Так же он понимал, что если не хочет того, чтобы ситуация совершенно вышла из под контроля, то должен принять крайне важное и, возможно, фатальное, лично для него, решение.
Именно эта полнота ответственности не давала ему возможности принять верное и быстрое решение.
От того, какой он сейчас отдаст приказ, зависело очень и очень многое. Решившись на применение ряда крайне жестких мер, он мог лишиться уже не только звания, положения в обществе и привилегий, но и свободы.
Беспомощно наблюдая, за тем как гибнут его люди, он попытался воспользоваться самой последней мерой морального воздействия.
— Немедленно остановитесь, иначе мы будем вынуждены применить огнестрельное оружие… — произнёс он срывающимся голосом в микрофон.
Слова его без остатка растворились в клокочущем гвалте звуков борьбы бушующей на площади. Бесчинствующие психопаты, похоже, совершенно никак не отреагировали на угрозу, продолжая увлечённо перемалывать, точно чудовищный бездушный и бессердечный механизм, остатки милицейского подразделения.
Его ребята бились отчаянно и достойно, но, что могла сделать с этой людской лавиной горстка милиционеров.
При виде этого жестокого истребления тело начальника РОВД сковал чудовищный страх. Он понимал, что теперь даже использование огнестрельного оружия вряд ли поправит ситуацию.
Он всё ещё пребывал как в мыслительном, так и физическом ступоре, когда неожиданно грянул выстрел…
А вслед за ним ещё и ещё один.
На какое-то мгновение стрельба вывела Усанина из бездонного омута этого жуткого оцепенения.
— Кто посмел стрелять без моего приказа?! — лишь растерянно, и по детски обиженно, смог спросить он, а затем вновь впал в прострацию.
* * *
Звуки агонии, долетевшие до него с тротуара, заставил Аркадия съёжиться от непередаваемого страха, но он не смог заставить себя выйти из машины и оказать какую-либо помощь человеку в светло-сером костюме, который стремительно умирал, нелепо распластавшись на бордюрном камне.
Всё что он мог сделать, так это как можно крепче вцепиться в руль, внезапно затрясшимися, как у хронического алкоголика, руками.
Из всех тел, хаотично разбросанных по земле, это — было единственным, которое ещё подавало какие-либо признаки жизни. Все остальные неподвижно замерли, словно какой-то колдовской сон настиг их в самых неподходящих для этого местах. Но Аркадий понимал, что их сразил не сон. Он был уверен в том, что все эти люди окончательно и бесповоротно (стопроцентно) мертвы.