Города в полете
Шрифт:
Очевидно, Диллон производил полный объезд Моста — не только от конца до конца, но и снизу до верху тоже. Пульт-дублер показывал, что он уже активизировал две трети ультрафонных глаз. Значит, он всю ночь просидел за этим делом. И начал его сразу же, как только сменил Гельмута.
Зачем?
С трепетом еще неоформившегося предчувствия Гельмут посмотрел на разъем прораба, который позволял оператору, отсюда из каюты, общаться со всей группой строителей, когда необходимо, и позволявшим ему быть в курсе всего, что говорилось или происходило у рабочих пультов.
Разъем был подключен.
Диллон неожиданно вздохнул, снял шлем и обернулся.
— Привет, Боб, — поздоровался он. — Вообще-то странная вещь. Ты не можешь видеть, слышать. Но когда кто-нибудь наблюдает за тобой, то спиной словно чувствуется какое-то давление. Может быть, сверхчувственное восприятие. Когда-нибудь испытывал подобное ощущение?
— В последнее время — весьма часто. Зачем гранд-турне, Чэрити?
— Будет инспекция, — ответил Диллон. Его глаза встретились с глазами Гельмута. Взгляд их был открыт и прозрачен. — Пара председателей подкомиссии Сената, прибывающих убедиться в том, что их восемь миллиардов долларов не выброшены на свалку. Естественно, я немного беспокоюсь, чтобы они обнаружили все в полном порядке.
— Понятно, — произнес Гельмут. — В первый раз за пять лет, не так ли?
— Примерно. А что за разборка произошла только что там внизу? Кто-то — я уверен, что ты — по весьма жестким предпринятым мерам, вывел Эву из затруднительного положения. И затем я слышал, как она обвинила тебя в желании взорвать Мост. Я проверил то место, когда начался ссора, и мне показалось, что она запустила процесс довольно-таки далеко, но… Так все же что произошло?
У Диллона обычно не хватало коварства для игры в кошки-мышки и сейчас он выглядел менее всего коварным. Гельмут ответил, аккуратно подбирая слова: — Я думаю, что Эва просто расстроилась. Из-за этого Юпитера мы уже почти все чокнулись. И каждый — по своему. Избранный ею путь борьбы с катализом, показался мне неподходящим. Простое различие во мнении, разрешенное в мою пользу, поскольку все полномочия — у меня. У Эвы их нет. Вот и все.
— Довольно дорогая разница, Боб. Я по природе своей не мелочен. И ты это знаешь. Но подобный инцидент, в присутствии сенаторов…
— Все дело в том, — продолжил Гельмут, — собираемся ли мы потратить еще десять тысяч сверх или сколько там потребуется, чтобы заменить фермы и усилить кессон. Или мы потеряем целый кессон, и вместе с ним — треть всего Моста?
— Естественно, тут ты прав. Это можно объяснить даже нескольким сенаторам. Но объяснять такое часто — несколько затруднительно. Во всяком случае — пульт — твой, Боб. Можешь продолжить мою проверку, если у тебя есть время.
Диллон встал. И затем неожиданно добавил, словно под чьим-то нажимом:
— Боб, я все пытаюсь понять твой образ мышления. Из того, что сказала Эва, я заключил что ты сделал это общим достоянием. Я… я не думаю, что это хорошая идея — заражать своих же друзей, коллег собственным пессимизмом. Это ведет в плохой работе. Я знаю. Знаю, что ты сам не допустишь плохой работы, не смотря на свои чувства. Но это лишь в силах одного-единственного прораба. И ты сам себе добавляешь лишнюю работу. Не мне, а себе. Тем, что открыто пессимистически относишься к Мосту. Приходит на ум, что тебе бы неплохо использовать недельный перерыв. Может быть, недельный пикник на Ганимеде. Или что-то еще. Боб, в команде строителей Моста — ты лучший, несмотря на все твое ворчание насчет работы и прочие опасения. Мне бы очень не хотелось тебя заменять.
— Угроза, Чэрити? — спокойно спросил Гельмут.
— НЕТ. Я ни за что тебя не заменю, если ты только совсем не свихнешься. И я совершенно уверен, что твои страхи в этом отношении абсолютно беспочвенны. Ведь общеизвестно, что только нормальные люди сомневаются в своей собственной нормальности, не так ли?
— Это общеизвестное заблуждение. Наибольшее число психопатических навязчивых идей начинается с незначительного беспокойства, от которого не избавиться.
Диллон сделал жест, словно пытаясь отбросить предмет разговора в сторону. — Так или иначе, я — не угрожаю. Я буду сражаться, чтобы сохранить тебя здесь. Но мои приказы касаются только Юпитера-5 и Моста. На Ганимеде есть люди с большим авторитетом, чем мой. А в Вашингтоне — еще с куда большим. Как например в этой инспекционной группе. Почему бы тебе, к примеру, не взглянуть на светлую сторону? Совершенно очевидно, что Мост не может вдохновлять тебя до бесконечности. Но ты, по крайней мере, мог бы подумать об этих долларах, каждый час накапливающихся на твоем банковском счету, пока ты здесь работаешь. Или о всех этих мостах, кораблях и кто знает еще, которые ты построишь, когда вернешься домой, на Землю. И все это под волшебными словами: «Один из людей, построивших Мост на Юпитере!»
Чэрити даже раскраснелся от смущения и энтузиазма. Гельмут улыбнулся.
— Я постараюсь постоянно помнить об этом, Чэрити, — заверил он. — Но, думаю, все же пропущу недельный отпуск. Пока. А когда должно прибыть это стадо гусей-сенаторов?
— Трудно сказать. Они прибывают на Ганимед прямо из Вашингтона, без каких либо залетов куда-то. И на некоторое время остановятся там. Я думаю, что они, прежде, чем прилететь сюда, остановятся на Каллисто. Как мне сказали — у них на корабле установлено кое-что новенькое. Что позволяет им летать гораздо более свободно, чем наш обычный внутрисистемный транспорт.
Неожиданно словно ледяная ящерица пошевелилась в животе Гельмута, выворачивающаяся и так и этак, но никак не находящая своего места. Настойчивый кошмар снова начал просачиваться в его жилы. Он почти уже захватил его.
— Что-то… новое? — словно эхо, задал он вопрос. Но голос прозвучал плоско и совершенно без выражения. Он постарался сделать его таким. — А ты не знаешь, что именно?
— Ну, в общем — да. Но мне кажется, об этом лучше помолчать, пока я…
— Чэрити! Никто на этом заброшенном каменном куске не может быть советским шпионом. Вся эта привычка к «секретности» здесь просто идиотична. Скажи мне сейчас и избавь меня от трудов общения с сенаторами. Или скажи мне, по крайней мере, что ты знаешь то же, что знаю и я. У НИХ ЕСТЬ АНТИГРАВИТАЦИЯ! Так?
Одно лишь слово Диллона — и кошмар станет реальностью.
— Да, — ответил Диллон. — А как ты узнал? Конечно же, это никоим образом не может быть полный гравитационный экран. Но, похоже, определенно — это огромный шаг в нужном направлении. Мы долго время ждали, когда мечта станет явью… Но как мне кажется, ты — самый последний человек в мире, испытывающий гордость, услышав об этом достижении. Так что нет никакого смысла радостно выкладывать тебе все, что касается этого открытия. А пока — ты подумаешь над ранее сказанным мною?
— Да, подумаю. — Гельмут уселся в кресло перед пультом.
— Отлично. С тобой мне приходиться довольствоваться даже крошечными победами. Удачной смены, Боб.
— Удачной смены, Чэрити.
7. НЬЮ-ЙОРК
Когда Ницше написал фразу «переоценка всех ценностей» в первый раз, духовное движение веков, в которых мы живем, нашло наконец свою формулировку. Полная переоценка ценностей является наиболее фундаментальной характеристикой любой цивилизации. Потому, что именно начало Цивилизации переформировывает все формы Культуры, существовавшие ранее, воспринимает их иначе и практикует их иным образом.