Городок у бухты
Шрифт:
— Я не знал, что ты обучил отца пользоваться способностями чтения мыслей, — заметил Сагаши. — Прости, что доставил тебе боль…
— Что это было? — поинтересовался юноша.
Сагаши знал, что раздумывая о своих работах, он непременно выдаст все секреты. Блокировать доступ в свои мысли в данном случае не было необходимости. Алексей, несмотря на свой юный возраст, являлся одним из лучших учеников и последователем работ отца. Семнадцатилетнему парню достались уникальные способности, тонкий ум и проницательность. Сделать его союзником было выгоднее, чем развивать конфликт.
— Я усовершенствовал свои возможности, — ответил Сагаши. — Было страшно сделать этот шаг, но риск оправдал себя. Живя среди обычных людей, не замечаешь насколько сильными стали способности.
— Почему ты решил, что должен подавлять сознание других людей? — напрямую спросил Алексей. — Нас ведь не этому учили в школе.
В сознании Сагаши пронеслись мысли о несовершенстве общества, бесчестии людей и примитивизме мышления.
— Если ты хочешь построить дом, то обязательно должен разровнять площадку перед тем, как рыть котлован под фундамент. Можно взять лопату и потеть несколько месяцев с примитивным инструментом в руках, а можно арендовать бульдозер и управиться в течение часа, — привёл пример Сагаши. — Дело ведь не в том, что я взял верх над чьим-то разумом, просто мне нужен ровный ландшафт для моего собственного дома.
— Но место, где ты решил строить свой дом, уже занято. Здесь живут люди, такие же, как и ты, как твои родители. Со своими семьями, интересами и судьбами. Здесь ты имеешь дело не с холмистой местностью, а с себе подобными. Строить дом на головах, по крайней мере, не этично.
— Я себя отождествляю с бульдозером, — пояснил Сагаши. — Я могу это сделать и не собираюсь бросать намеченную цель. Этика и мораль — понятия относительные, как и всё остальное в этом мире. Америка почти всегда поступается принципами морали и выигрывает. Над понятием «человек» существуют и более высокие материи.
— В тебе слишком много обиды. Раньше ты таким не был, — заметил Алексей. — Могу сказать, что кто-то тебя очень серьёзно обработал. И мне кажется, что это были твои земляки. Ты поддался чужому влиянию. Признайся.
Сагаши сразу отверг замечание, настаивая на том, что его истинные чувства исходят от него самого. Признать, что уникальный студент мог последовать чьим-то убеждениям, было равносильно осознанию собственной обыкновенности. А гордость не позволяла сделать этого.
— То, что ты признаёшь сам себя как гения, талантливого учёного и способного исследователя, не значит, что в тебе нет ничего человеческого, — стал рассуждать Алексей. — Способность стремиться к чему-то есть в каждом из нас. Уже этим ты не отличаешься от других людей. Вспомни, как всё начиналось, и как ты с упоением слушал Милькевича. Как изучал его работы, брал с него пример. Теперь, достигнув чего-то большего, перешагнув черту знаний Учителя, ты почему-то решил, что стал уникален.
— Я могу справиться и сам, — решил прервать дискуссию Сагаши. — То, чем я сам себя ощущаю — не является предметом нашего обсуждения. Я извинился за вчерашнюю ошибку. Я вернулся в Бэйвиль, потому что уважаю Учителя и хочу закончить начатое им же. Если не здесь, то в другом месте мне удастся построить такой дом, как я себе представляю.
— Отец заинтересовался твоими исследованиями, но ты ведь скрыл самые важные результаты работы.
— Как и Милькевич. Старик никогда не показывал другим, даже самым доверенным лицам, свои работы, — парировал Сагаши. — В этом заключается умение вести свои дела и нести ответственность за результат.
— Если тебе нужны подробности работ Учителя, то без сотрудничества здесь не обойтись. Именно это и привело тебя в Бэйвиль, а не к соотечественникам, в страну, в которой ты даже не родился, — Алексей многозначительно смотрел на Сагаши. — Чувство, что ты японец, сын страны восходящего солнца и цветущей сакуры пришли от других людей, не из твоего собственного сознания. Ты говоришь по-японски лишь потому, что тебя научил отец. Ты имеешь раскосый взгляд и чёрные волосы лишь потому, что таким тебя родила мать. Но, по сути, в тебе больше американского, чем азиатского. Ты рос, учился и воспитывался в этой стране. Я знаю, что конечной целью для тебя является добиться признания соотечественников и стать великим учёным, может быть самым молодым в истории науки. Это не плохая цель, но действовать нужно не вопреки другим людям, а вместе с ними, работая сообща, в едином коллективе. Для достижения цели тебе нужны труды Милькевича и моего отца. Это как отбросить лопату и добавить турбину на твой бульдозер, который сможет разровнять даже ту площадку, где высится каменная гора. Не забывай, что в Бэйвиле люди чувствуют и знают мысли соседей. Ты развил, или усовершенствовал свои способности, но и мы здесь не сидели сложа руки. Если ты не хочешь делиться своими достижениями, то почему мы должны сделать это?
— Твоя позиция мне ясна, — согласился Сагаши. — Но я не вижу смысла отказываться от собственных результатов в пользу многочисленного коллектива. Милькевич создал отличную компанию с большим оборотом и добился прибыльности. И это было возможно лишь потому, что он не делился. Я возглавлю «New Generation Research» и доведу свои работы до конца. Фирма будет процветать, а я буду ей руководить.
— Ты просто хочешь быть похожим на Учителя, — улыбнулся Алексей.
— Это не достойная цель? — спросил Сагаши.
— Тогда почему бы тебе не взять площадку, нанять бульдозер, заложить фундамент и построить собственный исследовательский центр, как в своё время поступил Милькевич?
— Потому что бульдозер это я, а Бэйвиль станет моей площадкой, — ответил Сагаши. — И единственным способом не стать каменной горой, которую я собираюсь снести, для вас с отцом будет сотрудничество. Ты ведь именно об этом говорил, о работе в едином коллективе, вместе, для достижения целей. А Милькевич начинал не на пустом месте. Ему повезло, что во главе университета и центра стояли воры, которые потеряли и этот город и деньги и свою свободу.
Алексей догадывался, что в рукаве у Сагаши есть неизвестная козырная карта. Но японец умело отгонял любую мысль о сути своего превосходства. Его решительный настрой настораживал и одновременно пленил юношу. Категоричность, с которой Сагаши верил в собственное превосходство, заставляла поверить в то, что у компании может появиться новый лидер. Но попутно в мыслях амбициозного молодого человека было множество чужих понятий, словно внушенных кем-то, навязанных извне. Поэтому Алексей искренне согласился с Сагаши, но сделал вид, что хочет посоветоваться с более опытными людьми, а так же передать разговор отцу. Последнее было истинной правдой.
Выслушав сына, Андрей сразу же прояснил ситуацию:
— В голове Сагаши слишком много понятий о патриотизме. Мне кажется, что кто-то очень умело, подвёл его к мысли, что существует большая разница между народами и странами. Хоть так оно и есть, но его обработали специально, ради того, чтобы его руками получить то, что невозможно взять самим. Возможно, что о Бэйвиле и его уникальности знает больше людей, чем мы можем предположить.
— И мысли о скрытом превосходстве, — добавил Алексей. — Это не его способности. Это что-то другое. О том, что Сагаши сделал с собой, приняв препарат, который сам же и разработал, я узнал почти сразу. Он этого не скрывал, когда извинялся.