Городская сюита
Шрифт:
Но вдруг припомнилось выражение лица Ирины, когда она смотрела на него за завтраком. Это несколько охладило его радость и вернуло к тому, о чем он меньше всего хотел бы сейчас думать.
«Как все-таки быть с Ириной?» – размышлял он. Выйдя из трамвая на Сурганова, пошагал вдоль магазина «Спорттовары» в сторону работы. Так и не найдя ответа, со вздохом вошел в прохладный холл здания, в котором размещалась редакция газеты. Знакомый охранник встретил его улыбкой, но Дольников, машинально махнув ему рукой, вызвал лифт и нажал кнопку
«Все как-нибудь устроится, – решил он, не ощущая, впрочем, особой уверенности. – И всем будет хорошо. И мне, и Диане, и Ирине – в первую очередь».
Минут через двадцать после планерки Олега вызвал к себе редактор.
«Что-то срочное», – понял Дольников.
Он ощутил небольшое замешательство, которое стало появляться всякий раз, когда шеф неожиданно вызывал его к себе. Раньше такого не было. Во всяком случае, до того как сблизился с Дианой, Олег в себе никаких нежелательных реакций не замечал. Нет, шеф не казался человеком, который станет учить его морали. И времена не те, и он уже не мальчик. Но все же…
Придав лицу беспечное выражение, Олег вошел в кабинет редактора.
– Что случилось, Илья Захарович?
В кабинете уже сидела Филонова, второй заместитель. Спрятав под столом длинные стройные ноги, она с прищуром смотрела на Дольникова и чуть заметно улыбалась. Улыбка эта бесила Олега несказанно, тем более он отлично знал, чем она вызвана. Но в интересах работы вынужден был изображать Мистера Безупречные Манеры, поэтому держался со своей коллегой в высшей степени предупредительно.
– После обеда к нам приедет замглавы Администрации, – сказал Илья Захарович.
– Как после обеда? – опешил Дольников. – Договаривались на следующей неделе.
– Что-то у них там переигралось, – сказал редактор. – Только что позвонили. Будет после обеда, в три. Надо срочно организовать встречу.
– Понял, – кивнул Дольников.
– Кто будет беседовать с гостем?
– Головков, – сказал Олег. – Как намечали.
– Он на месте?
– Должен быть…
– Уточни. И если отъехал, срочно пусть возвращается.
– Понял.
– И проследи, чтобы все было на уровне. Кофе, чай, вода, печенье.
– Может, коньяк? – улыбнулся Дольников.
– Это лишнее, хотя… На всякий случай надо поставить бутылочку в шкаф. Мало ли что.
Редактор замолчал и принялся раскуривать трубку. Медовый запах табака разнесся по кабинету. Олег и Светлана Андреевна почтительно ждали. Когда шеф раскуривал трубу, мешать ему не следовало.
Илья Захарович Слуцкий был журналистом старой школы. Он начинал еще в шестидесятые и знал о газетной работе все. В брежневскую эпоху прославился как блестящий фельетонист – белая кость среди серой газетной братии. Во времена перестройки он направлял свое едкое перо против тех, кто эту перестройку тормозил, а позже, в хаосе девяностых, его усилиями держалось шумное сопротивление «режиму».
Войдя в немолодые лета и решив, что нет ничего лучше, чем спокойная и обеспеченная старость, Илья Захарович сменил политическую ориентацию, принял на себя руководство одной из правительственных газет, и в этом качестве последние лет пятнадцать чувствовал себя превосходно. Он носил шитые на заказ пиджаки, курил трубку, позволял себе не тушеваться перед сильными мира сего и делал свою работу с размахом истинно талантливого человека. Подчиненные его побаивались и уважали. Дольников испытывал к нему едва ли не сыновьи чувства и готов был за старика в огонь и воду. Тот это знал и ценил, хотя при случае спуску не давал – работа прежде всего.
– Плохо только, – сказал Илья Захарович, пустив несколько голубоватых клубов дыма, – что этот Сахно не очень разговорчивый мужик.
В кругу приближенных редактор в выражениях себя не ограничивал – слабость всех старых газетчиков.
– Головков разговорит, – заверил Дольников. – У него есть опыт по этой части.
– Надо, чтобы разговорил, – сказал Илья Захарович. – Темы уж больно важные. А если этот надуется и начнет играть в молчанку?
– Я слышала, Сахно любит красивых девушек, – подала голос Филонова.
– И что? – спросил редактор. – Их все любят. Даже я.
– Хорошо бы, – продолжила свою мысль Филонова, – чтобы кофе гостю подавала Князева.
Она взглянула при этом на Дольникова, и тот ощутил такой прилив ненависти к ее красивому, обрамленному черными локонами лицу, что едва удержался от резких слов.
– Князева? – переспросил Илья Захарович. – Хм, это вы неплохо придумали. Действительно, глядя на Князеву, любой начнет соловьем заливаться. Как думаете, Олег Петрович?
Дольников, боясь, что покраснеет, с трудом выдержал испытующий взгляд шефа.
«Знает, – понял он. – Все знает и проверяет. Поди, Филонова и наболтала. Не может простить…»
– Идея неплохая, – проговорил он, тщательно подбирая слова. – Но Князева после обеда занята.
– Чем это? – спросил подозрительно редактор.
– Делает рейд с гаишниками. Давно согласовано, отложить нельзя.
– А другого послать нельзя вместо нее?
– Нельзя. Князева сама с ними созванивалась, обо всем договаривалась, они ждут только ее.
– Понятно, – кивнул редактор и пристукнул ладонью по столу. – Подводишь редакцию?
– Ну почему, Илья Захарович! – вскинулся Дольников. – Разве кофе кто другой не может подавать? Ваша секретарша, например. Чем она хуже Князевой?
– Да ты не волнуйся так, Олег Петрович, – успокоил его редактор. – Видишь, как он свою Князеву защищает?
Последние слова адресовались Филоновой, и та в ответ только усмехнулась, глядя на Олега прозрачными светло-серыми глазами, полными мстительного торжества.
– Никого я не защищаю, – забормотал Дольников. – Просто говорю, что Князева занята…