Городская сюита
Шрифт:
– А вы были сейчас на улице? – понимая, что говорит пустое, в последней какой-то надежде разойтись мирно, спросил Олег. – Если не были – рекомендую. Погода просто сказка.
– Зачем вы соврали Илье Захаровичу, Олег Петрович? – словно не услышав его, негромко, почти шепотом, спросила Филонова.
У Дольникова похолодело внутри. Но не само это обвинение вызвало такую реакцию, а интонация, с которой оно было предъявлено.
Небрежной шуткой тут не отделаешься, понял Олег. По-прежнему улыбаясь, он беспечным тоном спросил:
– Вы о чем, Светлана Андреевна?
– Ведь у Князевой сегодня никакого рейда
– Да? – опешив так, что нужные слова не сразу нашлись, выдавил Дольников. – И что из этого следует?
Улыбка все еще не сходила с его губ, но с отвращением и досадой он вдруг почувствовал, как вспотела спина, а жар от нее медленно распространяется по шее и лицу.
– Вы можете относиться к вашим подчиненным как угодно, – проговорила Филонова, слава Богу, негромко. – Но есть обязанности перед коллективом, и никто от них не освобожден.
– Что-то я не помню, чтобы в обязанности журналистов входило ублажение гостей, – разозлившись на себя за то, что стоит и мнется перед этой нахальной бабой, выпалил Олег. – Может, для вас это и норма, но для меня – нет.
– Ах, вот как! – тихо воскликнула Филонова.
Глаза ее сверкнули победным блеском: она услышала даже больше того, что желала бы услышать. Но Олег уже махнул рукой на предосторожности: будь что будет. В конце концов он ей не мальчик и имеет право на собственное мнение.
– Да, так! – сказал он. – Можете бежать и передать это… кому угодно.
В последний момент он смягчил тон, снова ощутив опасность, которой ему грозила полная откровенность в этом разговоре. Он и так сказал слишком много, и оба они понимали, что «ублажение гостей» может обернуться для него если не потерей места, то резким снижением доверия со стороны редактора. Но Олег не жалел о проявленной несдержанности. В конце концов он бился не только за себя, но и за Диану. И разве он был бы достоин ее, если бы сейчас отпраздновал труса? Хотя… раскаяние уже приходило на смену возбуждению, и Олег, борясь с незваным чувством, вскинул подбородок, давая понять, что он несет любую ответственность за свои слова.
– Никому ничего я передавать не буду, – ответила тихо Филонова. – И вам должно быть стыдно, Олег Петрович. Я думала, мы одним делом занимаемся…
Она опустила голову и, задев плечом стену, шагнула в сторону.
Он отступил в сторону, растерянный и недоумевающий.
– Вы меня не так поняли, Светлана Андреевна! – торопливо воскликнул он. – Это же шутка.
Он замолчал, улыбнулся и пожал плечами, сам понимая, как неубедительно это выглядит со стороны. Филонова на ходу обернулась, покачала головой и ушла, ускоряя шаг.
Олег какое-то время смотрел ей вслед, не зная, что еще сказать. Кричать в спину не хотелось, бежать следом – тем более, проследив, как уменьшается на фоне окна ее тонкая, высокая фигура, он пошел в свой кабинет.
«Как-то глупо вышло, – подумал он. – Это все вторник виноват. Да, вторник…»
Привычное списывание неприятностей на нелюбимый день немного успокоило. Он занялся текущими вопросами и вскоре почти забыл о стычке в коридоре.
«Кажется, рано я занес Филонову в свои враги, – думал он время от времени. – Она на самом деле печется о деле, волнуется. А я только лишнего со страху наговорил. Называется, взяла на пушку. Ну ничего, авось обойдется. Не в первый раз… Хотя… может и наболтать».
Но работа снова поглощала его, и это было даже во благо – не думать о неприятном, а заниматься тем, что ясно, испытано и приносит вполне предсказуемый результат.
С Сахно возились два с половиной часа, и интервью с ним обещало быть грандиозным. Номер на завтра сверстали очень сильный – даже шеф не нашел, к чему придраться. Филонова заходила раз-другой, спросила о чем-то незначительном, и Олег уверил себя, что ничего особенного между ними не произошло. День, в общем, выдался не самым плохим. И поэтому вечером, подъезжая в метро к станции «Октябрьская», Дольников еще раз сказал себе, что напрасно так мучается, думая, как ему поступить с Ириной. Немного твердости, немного легкомысленности, – и все решится наилучшим образом.
Олег вышел из метро возле Дома офицеров и, пересекая Александровский сквер по дорожке, ведущей к Купаловскому театру, подошел к фонтану. Здесь они договорились встретиться с Дианой.
Из-под скульптуры мальчика с лебедем с тихим плеском лилась вода. Стоял самый лучший час, когда вечер еще не начался, но дневные заботы уже уходят, обещая отдых и надежду на «ту самую» встречу, которую ждешь всю жизнь. С другой стороны фонтана рослый парень в клетчатой рубахе подхватил девушку и принялся ее целовать, вертя вокруг себя. Девушка счастливо смеялась, и окружающие смотрели на них с улыбками. Многие сидели на лавочках парами, это было место любви и встреч, и ничего за последние годы здесь не изменилось.
Олег вдруг подумал, что лет двадцать назад неподалеку отсюда, у «танка», он встречался с Ириной. Настроение от этого немного испортилось, а тут еще вспомнил, что забыл позвонить дочери. С утра ведь собирался, но днем так завертелся, что все вылетело из головы! Он вытащил телефон из кармана, собираясь исправить оплошность, но вдруг в конце аллеи появился силуэт Дианы, и он сразу опустил руку.
Диана шла прямо к нему, покачиваясь на каблуках, как манекенщица. Влетающий в аллею ветер развевал ее длинные светлые волосы, голубое платье вилось вокруг бедер. На нее смотрели все, даже влюбленные юноши. Диана никого не замечала. Она шла прямо к Олегу, и глаза ее были устремлены только на него, словно кроме них двоих никого больше не существовало.
Онемевший от того, насколько она красива и недоступна, Дольников смотрел на нее и думал, что ничем не заслужил этой девушки, и то, что она идет сейчас к нему – сон, и он вот-вот проснется, и все кончится.
– Привет, – сказала Диана, сияя улыбкой.
Она остановилась так близко, что коснулась коленом его ноги. Олег вздрогнул, точно в самом деле спал, и перевел дух.
– Привет, – сдержанно ответил он.
Ему тоже хотелось подхватить ее и закружить – и силы на это были, и желание. Но, понимая, как это смешно будет выглядеть со стороны, – и в глазах Дианы прежде всего – он ограничился лишь легким пожатием ее руки чуть выше кисти. Даже на поцелуй в щеку не отважился. Какой там поцелуй, когда к ним приковано столько внимания? Надо быть человеком поистине античной храбрости, чтобы позволить себе не думать ни о чем, кроме своих желаний. Или снова стать молодым, но этот фокус не под силу даже богам: и они стареют, несмотря ни на что, ибо кто может обмануть время?