Горячая верста
Шрифт:
— Как? — не понял Егор.
— Стан сегодня ночью остановят. На десять дней. А ты месяц без выходных работал. Накапливай силы. Во второй половине декабря приналечь придется. На проектную будем выходить.
Отец хлопнул сына по плечу, легонько толкнул к выходу. Дескать, иди, отдыхай.
Улыбка блуждала на уставшем лице отца. «Чего это он? —подумал Егор, спускаясь по железным приступкам. — Будто и не было никакой беды».
По дороге домой решил: «Подбодрить меня хочет, чтобы духом не упал».
И потом об отце: «Славный он у меня. Другой бы в истерику ударился, браниться начал...».
У клетчатой трубы стана сел па валявшийся тут ящик, задумался.
— Что, приятель, ждешь кого аль занедужил?..
Оглянулся. Дед стоит в тулупе. Видно, сторож.
— Девушку ищу, папаша. Аленкой звать.
Мелькнула надежда: может, скажет дед, куда уехала. И вслед ей... укачу. В бригаду к ней устроюсь. Какая мне жизнь теперь тут, на «Молоте»?
И старик сказал, точно молотком ударил:
— Погибла Аленка.
— Как! — подскочил Егор. — Что ты буровишь, дед?
Сторож подвинул ногой ящик, сел. Егор к нему:
— Говори: где погибла, почему?..
— Где, где... Там погибла, в трубе.
И потом, не торопясь, пояснил: — В стене трубы, в полом участке, между рядами кирпичей... Прикорнула Аленка, а крановщица — дурья голова — и плесни на нее горячий раствор: ну и... Конец! Замурована в трубе Аленка. Памятник себе сложила. Видишь — до небес подняла!..
«А что же Настя? — недоумевал Егор. — Выходит, не знает Настя. Может, подруги такие. Раз-два встречались — и привет».
Метнулся Егор в строительный трест. Инспектор по кадрам, румяная блондинка с мелкими завитушками у висков, встретила его приветливо, охотно разговорилась.
— Слышала про Аленку, да только не знаю, правду говорят или кто так... придумал. Что Аленка в тот день пропала — верно. И расчета не взяла, и девушкам не сказалась — словно в воду канула. О ней-то и слух этот страшный пошел. Да только начальник стройки на собрании слух опроверг. Сказал, что за Аленкой отец из Москвы приезжал. Генерал он какой-то... И увез Аленку, а расчет ей и трудовую книжку будто почтой из треста выслали.
«Она это, Аленка. И отец генерал — она!.. И как же я фамилию до сих пор не знаю!.. Эх, Егор, Егор!..»
— А фамилия её как? — Вот уж не знаю. Не я трудовую книжку ей высылала.
— Много ли Аленок на стройке работает? Мне бы адрес её узнать.
Инспектор достала картотеку, подала Егору. Первой ему попалась Елена Васильевна Горностаева, рождения 1941 года, комсомолка. Награды: девять Почетных грамот, семь премий, двадцать шесть благодарностей Была бетонщицей, бригадиром... Недавно назначена прорабом.
— Без специальной подготовки и вдруг — прораб! — неосторожно заметил Егор.
Инспектор взяла у него из рук карточку, укоризненно пояснила:
— Она в институте училась, на заочном. Видите, пункт девятый.
Помолчав, добавила: — У нас половина строителей учится. А из молодых так, пожалуй, каждый.
В конце листа Егор прочитал: «Приказом Министерства переведена на строительство Братского нефтехимического комплекса».
Егор доставал из картотеки листы, бегло их просматривал, но Аленки ни в одном не значилось. А когда наконец увидел в заглавной графе: «Елена», сердце екнуло: «Она!» Но нет, Елене Васильевне Гордиенко было за тридцать лет. И должность у нее называлась сложно: «Маркшейдер». Егор впервые встретил такое слово, спрашивать у инспектора не стал — не хотел обнаруживать своего невежества. Гордиенко недолго пробыла на стройке стана—поехала в Донецк переводом в трест «Шахтопроходка».
— Видно, хороший специалист,— примирительно заметил Егор. Однако и это замечание не понравилось инспектору. Недовольным голосом она сказала:
— Плохих специалистов на нашей стройке нет.
Познакомился Егор с четырьмя Аленками; две из них были совсем юными, как и он, и судьба у обеих Аленок начиналась одинаково: с рожденьем стана пробуждалось в них сознание и собственной силы.
Лена Завьялова. В графе «профессия» значилось: верхолаз-электросварщица. Егор встретил это имя и задумался. Нет, это не та Аленка, но она тоже работала пол облаками, она тоже замечательно смелая и прекрасная Аленка! Вспомнил, как ещё до армии весенними ночами, над стройкой стана вспыхивали огни электросварки. Казалось, они загорались в небе, среди звезд, и оттого сами были похожи на звезды Не однажды видел, как в лучах прожекторов, на высоте тридцати — сорока метров, сваривает фермы верхолаз. Любовался человеком, живущим в облаках, и не знал, что это, может, не парень вяжет в поднебесной высоте кружева из металла, — это Аленка Завьялова, вчерашняя школьница зажигает в небе горячие звезды".
Очередная Аленка значилась на последнем листе по учету кадров. Судьба этой Лены—Елены Федоровны Рощиной — Егора забеспокоила. Она работала бетонщицей. Биография её обрывалась на середине страницы.
— С большими черными глазами,—сказал инспектор, не подозревая, как забилось при этих словах сердце Егора,— В синенькой косынке ходила. Кажется, про нее говорили: дочь генерала.
— А сейчас где она?
Женщина взяла из рук Егора лист, стукнула по нему пальцем:
— Не отмечено!.. Значит... самовольно ушла или… Но нет! Погибнуть не могла. Болтовня все это. Если бы ЧП такое, комиссия была бы. А так нет — враки! Управляющий трестом на собрании опровергал. Сама слышала. Да вы бригадира бетонщиков можете отыскать. Василий Антонович Куртынин — на пенсию он вышел. Он всех бетонщиков знает. И трубу, почитай, изначала выкладывал.
Пока Егор записывал адрес Куртынина, женщина присовокупила:
— Запил Василий Антонович Жена от него ушла, так он и запил.
Егор выходил из конторы вечером, когда по аллеям завода и по всем улицам города горели неоновые фонари. Василий Антонович вышел к нему в разбитых шлепанцах, в рубашке, расстегнутой на всю грудь. Под глазами у него выделялись отечные мешки, редкие волосенки были спутаны и торчали над морщинистым облысевшим лбом.
— Аленка Рощина! Да как же мне её не помнить, мил человек! Она, можно сказать, первая бетонщица была на стройке. Даром, что отец у нее дважды Герой, да ещё и генерал! Бывало, приедет на стройку, а мундир генеральский жаром горит! А она, Аленка, сущий дьявол на работе была. На самую что ни на есть верхотуру лезет. Бес—не девка! Даром, что маленькая!..
— Маленькая! Аленка-то?..
— Росту ей господь не дал. Коротышка она — ну, чистый подросток!.. Генерал-то, значит, её домой тянет,—продолжал бригадир,—а она знай свое: построю, говорит, самый большой в мире стан, а потом в Москву приеду, за учебу сяду. Но, а затем, как это всегда бывает, прихватила её любовь к строительному делу, прикрутила. Под конец-то стройки приходит ко мне Аленка и говорит: «Пишите мне, Василий Антонович, характеристику, на Кислую Губу поеду».—«На какую ещё там Кислую Губу?» — сказал я ей строго. «А есть такая, отвечает, под Мурманском. Там необычную электростанцию строят — приливную. Нигде в мире нет приливной станции. Первая будет!» И потом ещё говорит мне: «Я буду строить все самое большое и необыкновенное». — «А что тебе отец скажет?»— говорю я Аленке. «А я уже взрослая, Василий Антонович. Вполне самостоятельный человек!» Ну, я понятное дело, дал ей характеристику. А она, добрая душа, не забыла: вот видите, письмецо прислала.