Горячая верста
Шрифт:
— На Луне никого нет. Теперь это знают.
— Ну хорошо. Пусть не с Луны, а с Марса. Там ещё никто не был. Ну как?.. Ты теперь понял, какие идеи могут приходить иногда твоему отцу?.. А? Что ты мне скажешь?..
— Я-то понял, но поймут ли они нас?
Феликс имел в виду Егора и Павла Павловича.
— Не беспокойся! — поднял над головой руку маэстро.— Тут, кроме денег, есть и ещё один лакомый кусочек.
— Это какой же?
— Слава, сынок, слава!..
«Насте скажу: ухожу на время,— явилась Феликсу счастливая мысль.— Заработаю денег, куплю в Москве квартиру. Работу нам с тобой обоим дадут, а квартиру мы купим».
Эта мысль его успокоила, и он сказал:
— Хорошо, отец!
Михаил Михайлович Бродов и Феликс следующим утром на машине Вадима отправились в Москву устраивать дела будущей концертной бригады. Зашли в Гастрольбюро, к важному начальнику, давнему приятелю Бродова-старшего. Михаил Михайлович представил сына, сказал: — Чем тебе не выездной администратор? Молодой, импозантный! — Отец, довольно! —смутился Феликс.
— Ты это серьезно? — спросил приятель.
— Почему бы нет! Он инженер, имеет высшее образование, но всю жизнь тянется к искусству. Возьми, будет хороший кадр.
— А где бригада?
— Есть бригада. И ещё какая! — Бродов прищелкнул пальцами. Продолжал: — Хуторкова не забыл?
— О!.. Баянист экстракласса. Да только пьет он вроде?
— Завязал!.. На три узелка. Грамма в рот не берет. В паре с ним певец будет. Егор Лаптев. Пока это имя для тебя пустой звук, но пройдет два-три года, и ты будешь гордиться им. Показывая внуку на экран телевизора, скажешь:
— Я ему командировки подписывал.
— Ты, Михаил, всегда был горазд... — приятель посмотрел на Феликса, — вертеть языком. Ведь, наверное, преувеличиваешь?.. Так или иначе, а сразу в бригаду его не включу. Вези как самодеятельного певца. И если зритель примет, возьму в бригаду. А сына твоего — хоть сейчас. Администраторы выездных бригад... вот как нужны.
Приятель чиркнул пальцем по горлу.
В тот же день Бродовы вернулись в Железногорск. Отец сказал сыну:
— Иди к Егору, зови его сюда. И сейчас же! Нам нельзя медлить. Первую поездку надо организовать в ближайшие дни, пока Егор свободен от работы на стане. По слухам, стан простоит десять дней.
— Его остановят завтра. Нам дают отгулы за выходные и сверхурочные.
— Вот и прекрасно! Свозим Егора в близлежащий город. Всего на два дня. И дело будет сделано.
Егор был дома: рылся в книжном шкафу, складывал в стопки учебники. Феликс, неожиданно появившийся в квартире, сунул ему руку, оглядел учебники.
— О, да ты никак в институт собрался? Если бы Феликс заглянул в глаза Лаптеву, он бы увидел в них ненависть и отвращение. Но Феликс перебирал книги и не подозревал о бушевавшей в душе приятеля буре.
— Тебя отец зовет, — небрежно сказал Феликс.
— Зачем?
— Откуда мне знать!
— Не пойду.
— Ты что, сдурел! Какая тебя муха укусила? Ты не пойдешь, он к тебе придет. У вас же дело общее — ансамбль.
— Я сказал — не пойду! И убирайся!..
Феликс отступил, развел в растерянности руки.
Сердцем почувствовал неладное. Былая почтительность к нему словно и не ночевала. «Ревнует», — обожгла догадка. «Этот... если любит... так, просто не отступит» На глазах рушился только что возведенный замок.
«Он дикарь. Все карты нарушит».
Заговорил примирительно.
— Хорошо, хорошо... Только не бесись, пожалуйста. Мне наплевать на ваши музыкальные дела!..
И вышел из квартиры. А через несколько минут явился Михаил Михайлович. Тряхнул Егора за плечи, сказал:
— Давай-ка, старик, чайку на стол — важное дело обсудим.
Сумрачный сидел Егор за столом. На гостя не смотрел, слушал. А Михаил Михайлович, подозревая ссору между Феликсом и Егором, делал вид, что не замечает смурной физиономии Егора, заливался соловьем:
— Четверть века грохнуло, а достиг чего?., клещами ворочаешь?..
— С отцом я теперь. На пульте.
— Экая невидаль!.. Пульт, рычаг и полтораста в клюве!.. Всю жизнь... полтораста — слышишь!.. И каждое утро, а то и в ночь, шлепай на работу. Всю жизнь — шлепай!.. Да я тебе перспективу даю!.. Подаю руку и в мир искусства веду. В большой и яркий мир, где свет, музыка, любовь народа. Тебя показывают по телевидению.
Сердце Егора дрогнуло. Он всегда мечтал стать певцом. Славу артиста пророчили ему ещё в школе, затем в армии, где он пел в самодеятельном ансамбле и всех восхищал своим голосом. Но сейчас его смущало то обстоятельство, что первые шаги на сцене он должен был сделать с Феликсом Бродовым, которого он теперь ненавидел.
И Егор решительно заявил:
— Я уезжаю.
— Куда? — онемел Михаил Михайлович.
— В Кострому. Вот и билет!..
Утром Егор видел бригадира Куртынина. Тот показал ему новое письмо от Лены; в нем она сообщала, что с ноября по апрель будет работать на строительстве Костромской ГРЭС. Егор, не заходя домой, купил билет на ближайший поезд.
— Надолго туда? — На недельку. А там видно будет. Понравится — совсем останусь.
Последние слова Егор сказал со значением и грустно улыбнулся.
— Отлично! — стукнул кулаком по столу композитор.— Ты едешь сегодня, мы послезавтра. Феликс сколотит бригаду и махнет. Ты споешь две песни. Под аккомпанемент Хуторкова. Споешь так, как пел. Репетировать не надо.
— Я их пел в армии. Под оркестр.
— Отлично! Поезжай, а Феликс к тебе прикатит.
— Хорошо, я согласен, — сказал Егор с созревшим в одну минуту убеждением. Ему вдруг пришла мысль: черт с ним, с Феликсом! Устроитель концерта! Роль-то какая?.. Пусть бегает, хлопочет, а я... спою. А там видно будет.