Горячее лето 42-го
Шрифт:
Вот так помыв руки в ведре, а я ведро купил, а то неудобно с канистрой, и отряхивая их, с интересом наблюдал за подходившими гостями.
— Полковник Говорунов, представитель штаба Пятьдесят Первой армии, — козырнув, сообщил полковник. — Вы, старший лейтенант Шестаков.
Это не было вопросом, полковник — это точно знал, что и озвучил, да и комбез мой был поверх нательного белья, знаков различия не имелось, так что я лишь кивнул, подтверждая. Мы обменялись удостоверениями, изучая их, после чего вернули корочки друг другу.
— Так и есть. Чему обязан вашему появлению, товарищ полковник?
— Ваше внезапное появление нам сильно помогло, хотелось
— О как? О своих планах я пока сам не знаю. Я планировал на стыке Юго-Западного и Южных фронтов работать, но мне поступил приказ срочно прибыть в Крым и не допустить прорыва обороны, и ликвидации вашей войсковой группировки. Ну и помочь расширить плацдарм. Атаку немцы планировали провести сегодня, четвёртого июня, все силы для этого у них были. Пришлось работать по их артиллерии и тылам. Как мне кажется у меня это хорошо получилось. Одних артиллерийских батарей больше ста шестидесяти уничтожил, вместе с расчётами.
Тут в очередной раз грохнули залпом арты и то что те стояли в ста метрах не сильно помогло, всё равно оглушили, я-то привык, а гости вздрогнули. Хотя вроде арты уже четыре залпа ещё при них дали. Сам лётчик, представился, и отошёл в сторону, чтобы не мешать нам общаться, и с интересом изучал «Т-10», что стоял в пятнадцати метрах от нас боком, повернув башню и держа под прицелом окраины города. Вид у него для этих годов действительно слишком… непривычный и пугающий. А арты в последние две минуты работали по перекрёстку дороги, где возникла пробка, вот и разносили её. Я же, мельком подкорректировав наведение, пока очередная перезарядка шла, на крупную тыловую колонну, боевых частей я уже не видел, и услышал от полковника:
— Ваша помощь неоценима, это понимают многие. Кстати, как мы смогли убедится, немцы Крым покидать пока не собираются, отойти отошли, но сейчас занимают оборону на линии Евпатория — Феодосия. Опорными пунктами обороны у дорог, перекрывая все возможные пути обхода. Местные жители из татар активно им помогают.
— Это всё конечно интересно, но мне это зачем знать?
— Вы, товарищ Шестаков не собираетесь продолжать воевать с армией Манштейна?
— Свою работу я закончил. Приказ звучал так, помочь в обороне советским войскам, при возможности расширить и увеличить удерживаемый плацдарм. Я выполнил этот приказ?
— В полной мере, — кивнул тот. — Однако командование поставило мне задачу приказать вам продолжать так активно и результативно действовать, однако поступившие из Москвы указания, противоречат этому приказу. Мне приказали быть с вами вежливым и корректным.
— Ах вон оно в чём дело? — с пониманием я откинул голову, как будто кивнул назад, кивнул сам себе, своим мыслям. — А я ещё удивляюсь чего это вы такой вежливый, а то пока зубы не выбьешь и не заставишь их собирать, никакого нормального разговора, только давление званием и чином. По-другому старшие командиры просто не умеют общаться и не хотят.
Тут я вспомнил комиссара Дурова и нахмурился, отвернувшись, не везде так и люди разные, я уже один раз ошибся и не хотел бы повторения, а так уже стало понятным чего хотел полковник, поэтому и сообщил:
— Планы мои поработать на Запорожье. Задача обескровливание румынской армии. Можете так и передать своему командованию.
— Кстати, особисты при опросе пленных смогли выяснить что вы не брали пленных?
— Да. Мне их некуда брать и размещать, к тому же румын я принципиально не беру в плен. После их карательных действий по мирному населению на оккупированных территориях, я думаю такой приказ отдаст
— Сомневаюсь, что командовании пойдёт на это, особенно Член Военного Совета фронта требует продолжать наступление, хотя резервов у нас на это нет. Сил едва хватает удерживать уже освобождённое.
— Вы сами поставили их над собой, что ж теперь плакать? Я вам больше скажу, по полученным мной сведеньям, именно ваше командование и политработники довели ситуацию до захвата Крыма. Полная некомпетентность, тупость и попытки свалить вину на других ни к чему хорошему не приведут. Пока вы не смените их, Крым вам не удержать и не отбить. Хотя, я могу и ошибаться. Уже ошибался и теперь на воду дую.
— Я вас понимаю, — кивнул полковник с задумчивым видом. — Вы действительно тут не совсем правы. Я служу в Крыму с сорокового, сам не сразу освоил местную специфику службы. Могу сказать, что для нас война была где-то там, далеко, и столь неожиданным стало появление немцев у Перекопа, и последующая атака.
— Это всего лишь отговорки чтобы выгородить себя. Одна оборона Одессы чего стоила. Хотели, подготовились бы, и не нужно кивать на специфику. Расслабились, вот и получили по морде. И правильно получили, заслуженно. Это я вам не напомнил ещё что с начала войны и до появления немцев в Крыму, служба у вас шла по мирному времени с выходными в воскресенье.
На это полковник ничего не сказал, тут он как раз был со мной согласен, по лицу было видно. Однако перевёл разговор на другую тему:
— Меня попросили уточнить. Если вы воюете в нашей форме, имеете документы комсостава РККА, то почему отказываетесь подчиняться старшим командирам? Устав вам не знаком?
— Почему же, знаком, — улыбнулся я, и пояснил. — Однако у меня приказ, игнорировать приказы любого, кто старше меня по званию. Мой непосредственный командир единственный кому я подчиняюсь. Им является, маршал Шапошников.
— И подтверждение у вас есть? — мягким тоном с вопросительной интонацией уточнил полковник.
Кстати да, купить в магазине можно что угодно и разные бумаги тоже, включая порученца Сталина. Тут я замахиваться не стал, выбрал Шапошникова, так что сунув руку за отворот комбинезона, как будто за дополнительной бумагой, а сам купил в магазине удостоверение личного представителя маршала Шапошникова, и бумагу за его подписью о том, что я являюсь отдельным подразделением и обязуюсь выполнять его прямые приказы. Другие командиры, включая командующих фронтов и Членов Военного Совета, мне не указ. Так что рука, нырнув за отворот комбеза появилась с этими бумагами. Удостоверение мне стоило сто тысяч кредитов, а бумага пятьдесят тысяч. Полковник их изучил, очень внимательно, и вздохнув, сообщил: