Горячее лето пятьдесят третьего 2
Шрифт:
– Да, это я.
– Я заместитель министра Государственной Безопасности Советского Союза, генерал-лейтенант Эйтингтон. Вам зачитать, в чем вы обвиняетесь, в качестве военного преступника? В СССР вас уже заочно приговорили к двадцати годам строгого режима.*
– Не стоит, господин генерал. Вряд-ли целого министра прислали бы зачитывать мне приговор. Наверное, у вас есть ко мне какой-то дополнительный интерес.
– Я не министр, а заместитель, и прибыл сюда вовсе не за вами, вас мне привезли скорее в качестве приятного сюрприза. Вы правы,
– Я готов к сотрудничеству, господин генерал.
– Тогда мы засчитаем вам явку с повинной в наше посольство, скажем в Далласе. Но явка с повинной предполагает добровольное и искреннее сотрудничество со следствием, надеюсь, вы это сознаете?
– Несомненно, господин генерал. Добровольное, искреннее и максимально полное. С чего начать?
– Начните с американского этапа своих приключений. Максимально подробно - что за люди с вами работали, имена, ведомственная принадлежность, или на худой конец особые приметы. Вы не единственный военный преступник, укрывшийся от правосудия, и со всеми вами скорее всего работали одни и те же люди. Эта каюта, ваша временная камера. Приведите себя в порядок и начинайте писать. Максимум подробностей, способных дать зацепку. Обед принесут через полтора часа.
– Яволь, герр генерал!
Вернер фон Браун разумеется не знал, что является не единственным приятным сюрпризом для Наума Эйтингтона от американского отдела своего ведомства. Вместе с ним на Родину также отправлялся и Игорь Иванович Сикорский, до нитки разоренный Пенсильвания Инвест Финанс Холдингом и совершенно добровольно подписавший контракт на работу с Советским правительством
Два интервью - с Вернером фон Брауном и Игорем Сикорским, взятые Хемингуэем на борту сухогруза 'Сергей Лазо', вышли на первой полосе 'Правды' с разницей в один день, и не было в мире издания, которое бы не сослалось на его статьи. И еще Эрнст Хемингуэй принял твердое решение не разлучаться с 'Че' Геварой. Он пойдет на Кубу вместе с его неполным батальоном 'Чем бы все это не закончилось...'
***
8 июля 1953 года. Республика Аляска, аэропорт Анкоридж.
Президент Республики Аляска, сэр Эрнест Генри Грининг прибыл на аэродром еще полчаса назад, с намерением проводить своего нового, но самого близкого друга - русского генерала Николая Олешева. Четырнадцатая ударная ударно наступала, четыре дня назад буквально походя разорвав под Эдмонтоном оборону из шести канадских дивизий, и больше уже не встречая организованного сопротивления, занимали один город, за другим. Позавчера русские заняли Калгари и Саскатаун, вчера Реджайну, а не сегодня, так завтра - займут и Ванкувер с Виннипегом. Анкоридж находится уже слишком далеко от зоны боевых действий, и штаб Четырнадцатой ударной было решено перенести в Эдмонтон.
Не смотря на то, что у президента Аляски уже была своя прямая линия с Москвой, через открытое неделю тому назад, в том же здании, что и штаб Олешева, посольство, а советский посол оказался очень приятным в общении человеком, расставание с другом Николаем, Грининг воспринимал
В аэропорт сэр Эрнест Генри Грининг прибыл не с пустыми руками. Неделю назад, узнав о скором расставании, президент провел через парламент закон 'О статусе Героя Республики Аляска', потом добился награждения орденом номер один именно Олешева, себе согласился принять лишь четвертый, после адмирала Коллинза и генерала Риджуэя. И поскольку только что созданный монетный двор Республики не брался изготовить новый Орден в такой короткий срок, Грининг лично и за свой счет заказал его у лучшего ювелира Анкориджа.
С дизайном мудрить не стали, взяв за образец Звезду Героя СССР, с точно такой-же красной колодкой, только звезда Героя Аляски была четырех лучевая с четырехгранным бриллиантом в центре. И хотя стандартный Орден предполагалось украшать бриллиантами в один карат, для Олешева Грининг заказал лучший, из имеющихся у ювелира в наличии - почти двухкаратник, истратив на него солидную долю своего личного состояния.
Оповещенный о желании президента повидаться перед отлетом, как всегда пунктуальный Олешев вошел в здание аэропорта Анкориджа без двух минут одиннадцать, отдал Гринингу честь.
– Здравствуйте, сэр. Зачем с вами столько фотографов?
– Для истории, Николай. Мы сейчас с вами сделаем еще немножко истории. От имени народа Республики Аляска, имею честь объявить вас первым Кавалером Ордена Герой Республики Аляска и позвольте мне лично вам его сразу прикрепить.
Отказываться генерал-полковник Олешев разумеется не стал, хотя если бы видел сам орден заранее, наверное попытался бы. Слишком уж он блистал... После короткой торжественной церемонии, охрана Олешева бесцеремонно выперла прессу из зала аэропорта.
– Благодарю вас, сэр. Хоть вы и поставили меня в неловкое положение, но наверняка сделали это из лучших побуждений. Надеюсь, статус награды не предписывает ее постоянное ношение?
– Нет, Николай. Обязательно только на заседаниях Верховного Совета Республики. По статусу, все кавалеры Ордена - пожизненные депутаты.
– О, как я от жизни отстал. Не знал, что у вас уже есть Верховный Совет.
– Решение о его созыве принято только позавчера, и об этом пока не объявлялось. Но я к вам сегодня не только с наградой. Ко мне обратились с предложением созвать конференцию 'Новых государств Америки', для решения статуса Панамского канала и еще кучи неотложных вопросов.
– Отличная новость, сэр, хотя и ожидаемая. К кому же им еще обращаться? Канал теперь де-факто ваш. Ни в коем случае не уступайте единоличный контроль. Обещайте коммерческие льготы и другие преференции, но не соглашайтесь ни на какие совместные администрации.
– Это то я понимаю, да и милейший посол Васильев говорит то же самое, но без вас мне таких переговоров не пережить. Сердце не выдержит. Не спорьте, Николай, я это чувствую. Вы меня укрепляете надежнее любых лекарств. Я хочу созвать конференцию в Эдмонтоне, не сильно ли вас это обременит?