Горячее лето

Терещенко Григорий Михайлович

— У нас гости? — послышался женский голос ещё от двери.

Это была хозяйка. В руках она держала какие-то покупки. На лбу мелкими капельками выступила испарина. Собой женщина высокая, с острыми плечами, которые так и выступали из-под ситцевой в горошину кофточки. Немолодое загорелое лицо с резкими складками возле рта и густыми, почти сросшимися бровями словно были вырезаны из потемневшего от времени дерева. Голос хозяйки неожиданно сорвался. В доме стало тихо.

«Это мать Тараса, — догадалась Татьяна. — Он похож на неё».

Оставив покупки в кухне, она вошла, оглядела незнакомцев и произнесла:

— Что случилось? Заболел кто-нибудь? Телеграмма?

Григорий

Петрович взглянул на девушку. В её глазах что-то дрогнуло. Дрогнуло и остановилось.

«Не выдворит ли она нас с девушкой из дома?» — подумала и Татьяна.

Хозяйка, наверное, догадалась, в чём дело, только подумала, что Вербин и Татьяна не с завода, а с техникума.

— Кто дал вам право хозяйничать в чужом доме?! — подступив к Вербину, закричала она. — Это мой дом! Кто вас просил сюда? Кто? Она?..

Старика уже в комнате не было, его как ветром сдуло. Двинулись к выходу и молодые парни.

— Романыч, Слава, Василь! Идите сюда, свидетелями будете. Они ворвались в мой дом!

Девушка стояла с вытаращенными глазами. Ни старик, ни парни не шли в комнату.

— Вы что, уже курятник в жильё превратили! — сказал Вербин. Лицо его побагровело, налилось кровью. Жила на лбу вздулась, заиграли желваки.

— Это не ваша забота! — отрезала хозяйка. — Я к вам не заглядываю в углы, снята ли паутина. Терпеть не могу, когда люди суют свой нос, куда их не просят!..

Хозяйка взглянула на девушкину постель и снова закричала:

— Девочка спала на свежем воздухе. Там она днём только постель держит… В курятнике? Выдумают же такое!

И опустилась на стул. Выговорилась.

— Вот что, гражданка Олейник, только будете сдавать курятник под жильё, попадёте на скамью подсудимых, — твёрдо сказал Вербин. — Это я вам обещаю! И крепко спросим с вашего мужа.

— Да кто его сдаёт?! Девочка — родственница моя. Что, я деньги с неё беру?! В саду-то воздух чистенький и прохлада одна, а в доме духота. Осень-то жаркая. Сущий ад!..

— Какая там духота!

Около дома собирались люди, но в дом не заходили.

— Вы мать Тараса? — спросила Татьяна.

— Я. А что?! — как-то испуганно спросила она.

— Где Тарас?

— А вы с его работы, что ль? Так бы и сказали.

— Да, с его цеха.

— Нету его! Нету! Отец уехал к родной сестре и заболел. По телефону позвонили. Вот в субботу он и уехал. А шо? У него же, наверное, отгулы имеются. Сколько он по субботам работал! За это вдвойне надо платить. По воскресеньям футбол гоняет. За кого? За завод…

Когда они вышли из дома, старик догнал Вербина и тронул за локоть.

— Врёт хозяйка, отец и сын поехали фруктами торговать. Далеко куда-то, кажись в Кировскую область.

«Здорово получается, — подумала Татьяна. — Олейник-старший получил отпуск и уехал торговать фруктами, а Тарас самовольно укатил».

— А вы кто? — спросил Вербин. — Кем доводитесь хозяйке?

— Я квартирант. Во флигеле мы с сыном и невесткой живём, сорок рублей хозяйке платим. У них семь квартирантов проживает. Не считая девочки. Девочка в курятнике почует. Хозяйка семь шкур с квартирантов дерёт. А студентов ещё заставляет огород копать, за садом ухаживать. И девочку эксплуатирует.

И замолчал. Из дома вышла хозяйка.

— Степан! — позвала его. — Подь сюда. Ты всё видел, будешь свидетелем в случае чего.

— Хорошо, хозяйка, — отозвался старик.

Вербин и Татьяна шли к троллейбусной остановке молча. У них, по-видимому, перед глазами был жёлто-зелёный, увешанный фруктами сад, покосившийся курятник и дрожащая девочка.

«Как я мало знала о Тарасе, —

думала Татьяна. — Отчим, конечно, мне не нравится давно. Но мать? Она тоже недалеко ушла от отчима. Это же кулацкий двор! Таких, наверное, в тридцатых годах раскулачивали. И правильно делали. Кулаки! Неужели и Тарас такой? Поехал торговать фруктами в конце месяца, когда выполнение плана на волоске. Торгаш несчастный! По-видимому, мне назло делает. Ну, вернётся, посмотрю ему в глаза. Правильно говорят, яблоко от яблони далеко не катится. Какие родители — такой и сын. А я — то думала. Авторитет Тараса в основном вырос на футбольном поле. Правда, и на станке работал неплохо, смекалистый. Не раз давал умные советы не только сверстникам, но и мне как мастеру. А может, всё это он делал только ради денег? А мы думали, человек для дела старается. А если он действительно к больному отчиму поехал, а старик наговорил? Но как проверишь? Куда уехал Тарас — знает только его мать. Она, конечно, не скажет. Мать хитрит говоря: „По телефону передали“. Не сказала, что телеграмму получили. Попробуй проверь телефонный разговор. Нет, старик прав. Тарас с отчимом уехали торговать фруктами. Конечно, с отчима как с гуся вода: он отпускник. А с Тараса спросим, запомнит он эти яблоки!»

Только дома Татьяна как-то успокоилась. К шляпнице они так и не попали.

3

Утром Татьяна рассказала о посещении матери Тараса нормировщице Ирине.

— Вот почему он неровно работает, — сказала Ирина. — То загорится делом, то без особого интереса относится ко всему, что происходит в цехе. Мало мы ещё вникаем в быт своих рабочих. От них только требуем хороших показателей, а может ли человек в такой обстановке хорошо трудиться, где, по-видимому, говорят совсом о другом, о том, как дороже продать, куда поехать? Голова совсем другим забита.

«Кто-кто, а я должна была лучше знать Тараса», — подумала Татьяна.

— Тарас, наверное, под дудку отчима танцует, — сказала Ирина.

И тут Татьяна вспомнила, как однажды Тарас похвалился: «Отчим мне лодку купил!»

Татьяна не раз слышала, что отчим Тараса когда-то гремел. Король в цехе, да не только в цехе — на заводе. Если бы не Ручинский, то и сейчас бы гремел. Ручинский осадил его. В жизни Ручинского трудно отделить личное от общих забот. Олейник-старший много секретов станочного дела знает, но, как выразился Ручинский, «куркуль, каких свет мало знавал». Ирина помнит, как какой-то цилиндр надо было срочно выточить. Ну, послали молодого токаря к Олейнику домой с поклоном. А тот в саду сидит, из самовара чай попивает. «Двести пятьдесят рублей, — говорит, — дадите — пойду». — «Мастер передал сто», — сказал молодой токарь. «За сто пусть делает сам». Вернулся рабочий ни с чем. «А может, получится у Ручинского?» — сказали в цехе. «Сделаешь, — обратился к нему сменный мастер, — сто пятьдесят рублей заплачу». — «И без ваших ста пятидесяти сделаю». И сделал. Развенчанный Олейник-король стал смотреть на Ручинского сычом. Даже кличку какую-то дал, но кличка не прижилась, умерла. А Николай Тимофеевич осваивал новые приёмы, выполнял сложнейшие заказы.

Неужели Тарас будет таким, как отчим?

Татьяна ждала, что вот-вот придёт Тарас, а его всё не было.

«А может, он совсем не вернётся?» — подумала.

Тарас появился на третий день утром. Начальник цеха тотчас же вызвал его к себе, а также секретаря комсомольской организации и сменного мастера.

Едва Тарас переступил порог кабинета, как сразу заявил:

— Григорий Петрович, прошу уволить меня с работы.

— Почему вдруг? — не без удивления спросил Вербин.