Горячее сердце
Шрифт:
— Ладно… Утро вечера мудренее. Подумаем.
В своем купе Федор надолго задумался. Потом поднял трубку и заказал Свердловск.
Он рассказал Славину о начале своей работы, о фактах порчи оборудования, о расконвоированных и своем предложении Евсееву.
— Что тебя беспокоит? — спросил Славин.
— Павел Иванович, трест — предприятие сложное, и проблем здесь много. Мне кажется, что от меня в комиссии пользы мало.
— Вам об этом сказали?
— Нет. Я высказал свои
— Правильно, что высказал.
— А что делать дальше?
— Вы помните, кого представляете в комиссии? — вместо ответа спросил Славин.
— Органы государственной безопасности.
— Правильно. — Федору показалось, что Славин усмехнулся. — Вот и отстаивайте интересы государственной безопасности. Желаю успеха.
И в трубке щелкнуло.
Федор разговаривал с заместителем начальника колонии.
— Я думаю, что дальше с Туркиным должны работать вы.
— Согласен.
— Я могу надеяться, что этот случай не приравняют к обычному лагерному преступлению? Ведь он имеет серьезный политический смысл.
— Так думаем не только мы с вами, но все рабочие.
— Рабочие — да, а ваши заключенные?
Заместитель начальника замешкался с ответом, и Федор не стал его ждать.
— Я сегодня посоветуюсь с заместителем прокурора области, — сказал он. — Узнаю, согласится ли он с моим мнением, что Туркина следует судить показательным судом.
— Я поддержу такое мнение, — ответил заместитель начальника.
…За час до совещания в горкоме Федор увидел Евсеева.
— Ждете, что я скажу о расконвойке? — спросил Григорий Матвеевич. — Откровенно говоря… — Он осекся, а потом улыбнулся. — Федор Тихонович, обговорим и решим это все в горкоме. Идет?
— Я просто хотел знать ваше мнение.
— Нужно не мнение мое, а решение правильное. Я вас понимаю. Но мое понимание — это еще не решение.
На этот раз заседание было многолюдным. Управляющий трестом и секретарь горкома без детального перечисления недостатков сосредоточили внимание на определяющих задачах, которые предстоит решить. Федор насчитал их четыре. Первая касалась улучшения работы техники, вторая — пересмотра организации труда, третья — транспорта и последняя — дисциплины.
Заседание затянулось. Выступающих было много. Ранее было обусловлено, что члены комиссии выступят последними.
Дошла очередь и до Федора.
— Я коснусь только дисциплины, — начал он. — Вы уже слышали, что больше всего нареканий здесь обращалось в адрес расконвоированных заключенных. Я считаю, что некоторые их поступки мало называть недисциплинированностью или нарушением производственного порядка, они обязывают вспомнить другое
Федор почувствовал напряженную тишину, воцарившуюся в зале заседания.
— Да, саботаж, если не хуже, — твердо повторил он. — И полумерами положения не исправить. Поэтому я предлагаю расконвоированных заключенных вернуть в колонию под стражу.
Тишина враз нарушилась. Евсеев вынужден был призвать присутствующих к порядку.
— Товарищи! Я же не предлагаю отказаться от использования заключенных совсем, — говорил Федор. — По характеристикам начальников участков и бригадиров нужно оставить тех, кто хорошо зарекомендовал себя на работе. А в течение недели, десяти дней направить в разрезы других, более дисциплинированных. Отбор их провести внимательно и строго. Я советовался со своим руководством. Мне ответили, что решение мы должны принять здесь. У меня все.
Федор сел. В зале снова стало шумно.
— Кто намерен высказаться? — спросил Евсеев.
Желающих не нашлось. Последовали вопросы:
— Сколько заключенных можно оставить в разрезах?
— Я полагаю, человек пятьдесят-шестьдесят, — ответил Федор.
— А кем заменить сто пятьдесят, которых заберут?
— На этот вопрос я ответить не могу, — признался Федор.
И вдруг неожиданно пришла помощь. Поднялся Петр Алексеевич Чертогов.
— Товарищ Григорьев предложил весьма радикальную и заманчивую меру, — сказал он. — Дело в другом: сможем ли мы десять дней обойтись без тех людей, которых вернут в колонию? Давайте подумаем.
Чертогов стоял за столом президиума.
— Так какой же выход из положения мы предложим, товарищи? Я обращаюсь к работникам треста.
Предложений не было. Тогда рядом с Чертоговым встал Николай Иванович Патрушев.
— Я считаю, что десять дней мы можем пережить, — сказал он. — Вспомните зиму, когда нас завалило снегом. Тогда полгорода вышло на снегоборьбу. Сейчас нам понадобится всего сто пятьдесят человек. Я думаю, что их можно набрать из числа управленческого аппарата треста. Я сам пойду на любой участок. Как вы думаете? — он поглядел на сидящих за столом президиума.
Патрушев сел, и зал снова загудел. На этот раз оживленно разговаривали и в президиуме.
Наконец поднялся Евсеев.
Говорил он очень коротко. Главной задачей он назвал продуманную организацию труда во всех службах треста. Пообещал по возможности помочь в техническом снабжении. Транспортный цех должен обеспечить исправность подвижного состава.
Евсеев согласился с предложением Патрушева, тем самым как бы признав и правильность плана Григорьева.
Поздно вечером в вагоне Евсеев спросил Федора: