Горячий пепел. Документальная повесть. Репортажи и очерки
Шрифт:
Китсон проводит мысль о том, что с потерей империи функции аппарата подавления Великобритании перемещаются в метрополию, ибо то, что "произошло в Малайе вчера и происходит в Ольстере сегодня, может произойти в Англии завтра".
В борьбе против подрывной деятельности и повстанческого движения, утверждает генерал-каратель, лучше знать хотя бы немногое о многих, чем многое о немногих. Скрупулезное накопление самых, казалось бы, обыденных фактов позволяет судить о характере поведения сотен тысяч людей.
"Для успешного проведения антиповстанческой кампании
"Все, кто прочитал книгу Баньяна, — пишет еженедельник "Трибюн", должны будут признать, что если мы еще не полицейское государство, то механизм для этого уже создан и может быть приведен в действие в любой день".
Как ни парадоксально, та же оценка целиком может быть отнесена и к книге генерала Китсона. Обе они (в одном случае по воле, в другом — против воли автора) пробили брешь в покрытом позолотой традиций и пылью веков либеральном фасаде Великобритании.
Они показали, что на родине Магна карты плодятся мультикартотеки слежки и что арсенал средств подавления, который вчера применялся "к востоку от Суэца", при необходимости может быть применен завтра на берегах Темзы.
Консерваторы в роли реформаторов
Как всегда, серый ноябрьский день служит фоном для самой красочной и пышной из ежегодных лондонских церемоний — торжественного открытия парламента. Как всегда, сверкают шлемы и кирасы конногвардейцев, сопровождающих карету королевы. Как всегда, алые мантии пэров, пышные епископские облачения контрастируют с прозаическими визитками членов палаты общин, которые слушают речь королевы, толпясь у входа в палату лордов.
Отработанный до мелочей ритуал призван внушать мысль о незыблемости устоев. Внешне в Вестминстерском дворце действительно ничего не меняется. Но так ли обстоит дело по существу?
На политической авансцене Лондона зазвучали голоса о том, что освященные вековыми традициями атрибуты британской государственности неписаная конституция, права парламента, ведущие свою родословную от Великой хартии вольностей, избирательная система, благоприятствующая чередованию у власти двух главных политических партий, — во многом изжили себя и нуждаются в серьезной корректировке.
О том, что отлаженный столетиями британский государственный механизм с его скрытыми пружинами и рычагами власти, предохранительными клапанами для разрядки опасного накала страстей и мерным раскачиванием маятника двухпартийной системы, этот механизм, превозносимый либеральными интеллигентами Запада как некий идеал буржуазной демократии, устарел, износился и уже не отвечает требованиям современности, на берегах Темзы говорят не впервые.
Примечательно, что критика традиционных устоев исходит на сей раз не от радикальных, а от консервативных
Зачем же понадобилось правоверным тори посягать на святые традиции, в незыблемости которых они привыкли убеждать себя и других?
И что конкретно имеют они в виду, говоря о настоятельной необходимости "подновить" механизм государственной власти, который, подобно знаменитым часам на башне Вестминстерского дворца, начал нет-нет да пошаливать?
Пропагандистская артподготовка, для которой консерваторы выдвинули самые крупные калибры своего политического арсенала, началась сразу на двух направлениях. Под огнем оказались, во-первых, права парламента и, во-вторых, двухпартийная система.
На первом из этих направлений огонь открыл лорд Хэйлшем, слывущий среди консерваторов знатоком государственного права.
Лорд Хэйлшем предложил ввести вместо древней, неписаной, новую писаную конституцию, которая "ограничила бы права парламента и обеспечила осуществление этих ограничений как политическими, так и юридическими средствами".
Для Вестминстерского дворца это означает ломку незыблемых устоев.
Ведь, как любят подчеркивать под его сводами, суверенитет парламента превышает власть закона. Палата общин юридически может принять любое решение: казнить человека без суда или объявить мужчину женщиной.
Замысел лорда Хэйлшема состоит в том, чтобы британский парламент стал, подобно конгрессу США, подконтролен верховному суду.
Судебные органы стали бы тогда не только толкователями актов парламента, но и обрели бы право объявлять их не соответствующими конституции, то есть лишенными силы.
Налицо стремление использовать судебную систему как дополнительный тормоз социальных перемен. Это ставка на элиту в париках и мантиях, не подотчетную избирателям. (Ведь 20 процентов английских судей происходят из семей титулованной аристократии, почти 90 процентов учились в закрытых частных школах, 80 процентов составляют выпускники Оксфорда или Кембриджа.)
"Британский парламент действительно давно пора реформировать. Но дело вовсе не в том, что у него чересчур много прав, а в том, что права эти используются не в интересах трудового народа, — писала "Морнинг стар". — За идеями лорда Хэйлшема, которые разделяются многими в правых кругах, продолжала газета, — кроется страх, что левые силы могут оказаться в парламенте в большинстве и повести наступление на богатство, власть и привилегии капиталистов".
Почти одновременно огонь по двухпартийной системе повел бывший премьер-министр Макмиллан. Тот самый лидер британских тори, который в свое время адресовал своим соотечественникам крылатую фразу: "Вам никогда еще не жилось так хорошо", нарушил многолетнее молчание, возвестив, что дела в стране никогда еще не шли так плохо.
По словам Макмиллана, экономическое положение Великобритании столь серьезно, что ни одна из политических партий — ни консерваторы, ни лейбористы, — не способна сегодня эффективно управлять государством в одиночку.