Горящая земля
Шрифт:
— Не без телохранителей, — прорычал я.
Я подозревал, что некоторые из беглецов-датчан все еще скрываются в лесах.
— Господин Утред думает, что я — ребенок, которого нужно защищать, — сказала Стеапе Этельфлэд.
— Ему видней, леди, — преданно проговорил Стеапа.
Этельфлэд привели лошадь, и я подставил сложенные ладони, чтобы помочь ей сесть в седло. Я приказал Веостану и его всадникам ее сопровождать, и она поехала обратно, туда, где над старым горящим домом поднимался дым. Тогда я стукнул Стеапу
— Спасибо тебе, — сказал я.
— За что?
— Благодаря тебе я все еще жив.
— Похоже, ты и сам хорошо справлялся, — пробормотал он.
— Я просто медленно погибал, пока не явился ты.
Стеапа фыркнул, повернулся и посмотрел вниз, на крепость.
— Это будет дьявольски трудно, — сказал он. — Как мы ее возьмем?
— Хотел бы я знать.
— Но это надо сделать, — его слова прозвучали полувопросительно.
— Причем быстро, — подчеркнул я.
Это должно было быть сделано быстро, потому что мы держали врага за горло, но у него все еще оставались свободными обе руки.
Этими руками служили жестокие воины, опустошавшие Мерсию, оставившие в Бемфлеоте свои семьи и корабли. А многие из датских воинов дорожили своими кораблями больше, чем семьями.
Датчане умели приспосабливаться. Они атаковали там, где чуяли слабость, но, как только бой становился слишком жестоким, грузились на корабли и отплывали в поисках более слабой жертвы.
Если я уничтожу огромный флот, тогда команды застрянут в Британии и, если Уэссекс выживет, на оставшихся здесь датчан можно будет открыть охоту и истребить их.
Хэстен, может, и не сомневался, что новая крепость Бемфлеота неприступна, но его сподвижники скоро станут нажимать на него, требуя снять нашу осаду. Короче говоря, как только опустошающие Мерсию датчане узнают, что мы представляем собой настоящую угрозу и что нас тут немало, они вернутся, чтобы защитить свои корабли и семьи.
— Очень быстро, — добавил я.
— Итак, нам придется пересечь канаву, — сказал Стеапа, кивнув на ров, — и приставить лестницы к стенам.
Если послушать, так все было очень просто.
— Я тоже так считаю, — сказал я.
— Иисусе, — пробормотал он и перекрестился.
На севере затрубили рога, и я повернулся, чтобы посмотреть туда — в седловине все еще лежали трупы людей и лошадей, а из далекого леса появились новые всадники. Один из верховых вез огромное знамя с драконом — значит, появился Этелинг Эдуард.
Сын Альфреда приостановился перед крепостью, сидя в седле под солнцем, пока слуги и вьючные лошади торопливо следовали через ворота, а потом — к большему из двух домов.
Финан, который уже исследовал оба дома, присоединился к нам на укреплениях и сказал, что оба здания использовались как конюшни.
— Это будет все равно что жить в выгребной яме, — сказал он.
Эдуард все еще оставался за воротами, рядом с ним была Этельфлэд.
— Почему он не въезжает в крепость? — спросил я.
— У него должен быть трон, — ответил Финан и рассмеялся при виде выражения моего лица. — Это правда! Ему принесли ковер, трон и бог знает что еще. И в придачу алтарь.
— Он будет королем вслед за своим отцом, — сказал верный Стеапа.
— Если только я не сумею убить ублюдка, пока мы перебираемся через ту стену, — сказал я, указывая на датскую крепость.
Стеапа казался потрясенным, но приободрился, когда я спросил его, как поживает Альфред.
— Хорошо, как всегда! — ответил Стеапа. — Мы думали, он умирает. Теперь ему намного лучше. Он снова может ездить верхом, даже ходить!
— Я слышал, что он мертв.
— Он чуть не умер. Ему дали последнее соборование, но он поправился. Он уехал в Винтанкестер.
— Что там происходит?
Стеапа пожал плечами.
— Датчане соорудили лагерь и засели в нем.
— Они хотят, чтобы Альфред заплатил им за то, чтобы они ушли, — предположил я.
Я подумал о Рагнаре, вообразил его недовольство, потому что Брида, без сомнений, побуждала его напасть на Винтанкестер, но этот бург было тяжело атаковать. Он стоял на холме, подступы к нему были крутыми, и хорошо обученная армия Альфреда защищала прочные укрепления. Вот почему — во всяком случае, до ухода Стеапы — датчане не попытались атаковать бург.
— Хэстен умен, — сказал я.
— Умен? — переспросил Стеапа.
— Он убедил нортумбрийцев напасть, говоря, что отвлечет армию Альфреда, — объяснил я. — А потом предупредил Альфреда об атаке нортумбрийцев, чтобы ему самому не пришлось сражаться с восточными саксами.
— Ему пришлось сразиться с нами, — прорычал Стеапа.
— Потому что Альфред все-таки умнее, — сказал я.
Альфред знал, что Хэстен представляет собой огромную опасность. Если бы Хэстена удалось победить, тогда нортумбрийцы пали бы духом и, по всей вероятности, уплыли прочь.
Нортумбрийцев Рагнара следовало сдерживать, вот почему такая большая часть армии восточных саксов оставалась у Дефнаскира, но Альфред послал своего сына и двенадцать сотен лучших людей в Бемфлеот. Он хотел, чтобы я подорвал силы Хэстена, но хотел не только этого.
Он хотел, чтобы эта победа придала имени Этелинга Эдуарда звучности. Альфреду не обязательно было посылать Этелинга. Мне нужны были Стеапа и его люди, в то время как Эдуард будет только помехой, но Альфред знал, что его собственная смерть не за горами, и хотел быть уверенным, что его преемником станет сын. А для этого нужно было обеспечить Эдуарду славу воина. Вот почему он попросил меня дать Эдуарду клятву верности, и я горько подумал, что мой отказ не помешал Альфреду манипулировать мной. И вот я здесь, сражаюсь за христиан и за Эдуарда.