Горящая земля
Шрифт:
— Да славится Господь! — повторял он снова и снова.
Вновь прибывшие всадники были саксами.
Они ехали под знаменем с уэссекским драконом, и во главе них скакал Стеапа, а он один стоил десяти человек. Они явились с севера и теперь врезались в датчан.
— Коня! — закричал я, и кто-то подвел мне скакуна.
Пирлиг придержал нервничающего коня, пока я садился в седло. Я сунул сапоги в незнакомые стремена и прокричал своим пешим людям, чтобы те нашли себе лошадей. Слишком много животных погибло, но уцелело достаточно потерявших всадников коней, бродивших
Оглушительный треск возвестил о том, что крыша горящего дома рухнула. Пылающие балки падали одна за другой, каждая из них выбрасывала в потемневшее от дыма небо новое облако искр.
Я поскакал к древнему священному камню, перегнулся с седла и, прикоснувшись к его вершине, произнес молитву Тору.
Из отверстия в камне торчало копье, и я вложил в ножны Вздох Змея, чтобы выдернуть это оружие с длинным древком. Наконечник был окровавлен. Копейщик, датчанин, лежал мертвым около камня. Конь наступил на его лицо, изуродовав его и оставив глазное яблоко свисать с края шлема.
Стиснув ясеневое древко, я погнал своего коня туда, где еще шел бой.
Внезапное появление Стеапы и его людей полностью ошеломило датчан, те повернули и кинулись обратно, под защиту крепости, а Стеапа преследовал их по пятам.
Я попытался его догнать, но он исчез среди деревьев. Саксы теперь превратились в преследователей, густой лес был полон беглецов и коней. Финан каким-то образом нашел меня и поехал рядом, пригибаясь под ветвями. Раненый пеший датчанин отшатнулся от нас, потом упал на колени, но мы не обратили на него внимания.
— Всемилостивый Иисусе! — прокричал мне Финан. — Я уж думал, мы обречены!
— Я тоже.
— Откуда ты знал, что приближаются люди Стеапы? — спросил он и погнал коня за удирающим датчанином, который неистово погонял свою лошадь.
— Я не знал! — прокричал я, хотя Финан слишком сосредоточился на своей добыче, чтобы меня услышать.
Я догнал его и нацелил копье в поясницу датчанина.
Опавшие листья взметнулись мне в лицо из-под копыт вражеской лошади, но я все равно нанес удар, а Финан полоснул мечом. Датчанин упал с седла, а мы галопом пронеслись мимо.
— Элфволд мертв! — крикнул Финан.
— Я видел. Он думал, что я предал его.
— Тогда его мозги были в заднице. Куда подевались эти ублюдки?
Датчане скакали к крепости, а наша погоня за всадником увела нас слегка к востоку.
Помню яркий зеленый солнечный свет на листьях, помню, как мы проскакали мимо барсучьей норы, помню стук множества копыт в лиственном лесу, помню облегчение оттого, что я остался жив, хотя только что меня ждала верная смерть… А потом мы оказались на краю леса.
И там все еще царил хаос.
Перед нами была огромная полоса травы — здесь обычно паслись овцы и козы. Земля понижалась, уходя к седловине, а после круто поднималась к воротам старой крепости, стоящей высоко на куполообразном холме.
Датчане галопом скакали к крепости, им не терпелось укрыться за ее рвом и укреплениями, но люди Стеапы уже были среди беглецов, полосуя и рубя с седел.
— Пошли! — крикнул мне Финан и дал шпоры своему коню.
Он раньше меня
Я полностью потерял счет времени. Теперь я не смог бы сказать, сколько продлился тот бой на краю холма, но солнце уже встало, его свет мерцал на воде Темеза и освещал высокую траву седловины, делая ее ослепительно-зеленой.
Поток всадников протянулся от леса до крепости.
Мой загнанный конь тяжело дышал, его бока были в пене, но я продолжал его погонять, когда мы поравнялись с оравой месящих дерн преследуемых и преследователей. И то, что Финан понял раньше меня — это что датчане могут слишком поздно закрыть ворота. Он понял, что они могут настолько обезуметь от страха, что вообще не подумают закрыть ворота. Пока их люди будут скакать по насыпи, ведущей через ров, и под деревянной аркой, они оставят ворота открытыми, но люди Стеапы так перемешались с датчанами, что некоторые саксы могли проскочить в крепость, и если достаточно наших воинов попадут внутрь, мы сможем ее захватить.
Позже, много позже, когда поэты рассказывали о бое, кипевшем в тот день, они говорили, что мы со Стеапой атаковали вместе старый дом Тунреслима, что мы нагнали на датчан панику и напали на крепость, пока враг не оправился от поражения. Они рассказали все неверно, конечно, но, с другой стороны, они ведь поэты, не воины.
Правда заключается в том, что Стеапа спас меня от верного поражения, и в том, что ни один из нас не нападал на крепость, потому что нам и не нужно было этого делать. Первым из людей Стеапы разрешили проехать в ворота, и лишь когда они очутились внутри, датчане поняли, что вместе с их воинами в крепость ворвался враг.
И тогда начался еще один отчаянный бой. Стеапа приказал своим людям спешиться, и они построились в крепости у ворот «стеной щитов». Эта «стена» была обращена и к внутренней части крепости, и к освещенному солнцем склону, и датчане, оказавшиеся в ловушке снаружи, не смогли прорвать ее и влететь внутрь. Тогда они поскакали вниз по крутому восточному склону, отчаянно устремившись к новым укреплениям. А мы просто спешились и вошли в ворота, чтобы присоединиться к увеличивающейся «стене щитов» Стеапы внутри старой крепости.
И тут я увидел Скади. Я так никогда и не узнал, возглавляла ли она всадников у дома, что горел теперь в Тунреслиме, но она командовала людьми в старой крепости и вопила, чтобы те на нас напали. Но нас теперь было гораздо больше. В «стене» Стеапы стояло не меньше четырехсот бойцов, и появлялось все больше всадников-саксов. Над нами развевалось гордое знамя Уэссекса, вышитый на нем дракон был забрызган кровью.
Скади орала на нас. Она была верхом, в кольчуге, с непокрытой головой, ее длинные черные волосы развевались на ветру, когда она размахивала мечом. Она погнала коня к «стене щитов», но у нее хватило здравого смысла сдержать скакуна, когда круглые щиты разом поднялись и на нее нацелились длинные копья.