Горящая земля
Шрифт:
— У тебя должен быть эль в этом провонявшем дерьмом городе, — сказал он.
Я недоверчиво поглядел на него.
— Мне нужен завтрак, — потребовал он, а потом не выдержал и засмеялся.
Это был Стеапа, а вместе с ним явились двое мужчин помладше, оба — воины.
Я крикнул слугам, чтобы те принесли еды и эля, все еще с трудом веря в то, что Стеапа здесь.
— Я привел тебе двенадцать сотен человек, — быстро сказал он.
Мгновение я едва мог вымолвить слово. Затем слабо повторил:
— Двенадцать сотен?
— Лучших людей Альфреда, — сказал Стеапа. — И Этелинг тоже здесь.
— Эдуард?
Я был слишком удивлен, чтобы дать разумный ответ.
— Эдуард и двенадцать сотен лучших людей Альфреда. Мы их обогнали, — объяснил Стеапа, потом повернулся и поклонился, когда в зал вошла Этельфлэд, закутанная в серый плащ. — Твой отец посылает тебе приветствия, госпожа.
— И он послал твоего брата, — добавил я, — с двенадцатью сотнями людей.
— Слава тебе, Господи, — ответила Этельфлэд.
Когда распространились вести о случившемся, зал наполнился людьми.
Тут были мои дети, епископ Эркенвальд, Элфволд и отец Пирлиг, а еще Финан и Веостан.
— Войска поведет Этелинг Эдуард, — сказал Стеапа, — но он должен принять старшинство господина Утреда.
У епископа Эркенвальда был удивленный вид. Он переводил взгляд с Этельфлэд на меня, и я видел — он вынюхивает грех со рвением терьера, чующего нору лисы.
— Тебя послал король? — спросил он Стеапу.
— Да, господин.
— Но как же датчане в Дефнаскире?
— Да они только чешут… — начал было Стеапа — и покраснел, потому что чуть не сказал то, что, по его мнению, оскорбило бы епископа, не говоря уж о королевской дочери.
— Чешут свои задницы? — закончил я за него.
— Они ничего не делают, моя госпожа, — пробормотал Стеапа.
Он был сыном рабыни и, несмотря на высокий чин командира гвардии Альфреда, в присутствии Этельфлэд был полон благоговения.
— Но король хочет, чтобы его люди поскорее вернулись, господин, — сказал Стеапа, взглянув на меня, — просто на тот случай, если проснутся нортумбрийские датчане.
— Тогда заканчивай свой завтрак, — сказал я, — а потом скачи обратно к Эдуарду. Скажи ему, чтобы он не входил в город.
Я не хотел, чтобы армия восточных саксов очутилась в Лундене со здешними искушениями в виде таверн и шлюх.
— Он должен обогнуть город с севера, — приказал я, — а потом двигаться дальше на восток.
Стеапа нахмурился.
— Он ожидал найти здесь припасы.
Я посмотрел на епископа Эркенвальда.
— Ты пошлешь армии еду и эль. Гарнизон Веостана обеспечит все это эскортом.
Епископ, оскорбленный моим властным тоном, заколебался, потом кивнул. Он знал, что теперь я говорю, имея полномочия от Альфреда.
— Куда мне послать припасы? — спросил он.
— Ты помнишь Тунреслим? — обратился я к Стеапе.
— Старый дом на холме, господин?
— Эдуард встретится со мной там. И ты тоже.
Я снова посмотрел на епископа.
— Пошли припасы туда.
— В Тунреслим? — подозрительно переспросил епископ Эркенвальд, чуя еще больше греха, потому что от названия разило язычеством.
— В Могилу Тора, — подтвердил я, — это недалеко от Бемфлеота.
Епископ перекрестился, но не осмелился протестовать.
— Ты и сотня человек отправитесь со мной, — сказал я Веостану.
— Мне приказано защищать Лунден, — нерешительно проговорил он.
— Если мы будем в Бемфлеоте, никакие датчане не станут угрожать Лундену, — ответил я. — Мы выступаем через два часа.
На сборы ушло четыре часа, но вместе с мерсийцами Элфволда, восточными саксами Веостана и моими людьми у нас набралось больше четырехсот всадников, которые под стук копыт выехали через восточные ворота города. Я оставил своих детей на попечение слуг Этельфлэд. Сама Этельфлэд настояла на том, чтобы поехать с нами. Я с ней спорил, говоря, что госпожа не должна рисковать жизнью, но она отказалась остаться в Лундене.
— Разве ты не дал клятву служить мне? — спросила Этельфлэд.
— Да, что делает меня еще большим дураком.
— Тогда приказы отдаю я, — улыбаясь, сказала она.
— Да, моя уточка, — ответил я и получил удар по руке.
Вскоре после женитьбы на Этельфлэд Этельред стал называть ее «моя уточка», и это изъявление нежности раздражало ее.
Теперь она ехала под моим знаменем с волчьей головой, Веостан распустил по ветру дракона восточных саксов, в то время как на длинном флаге мерсийцев Элфволда изображался христианский крест.
— Я хочу иметь собственное знамя, — сказала мне Этельфлэд.
— Так сделай его, — ответил я.
— На нем будут изображены гуси.
— Гуси! Почему не уточки?
Она скорчила гримаску.
— Гуси — символ святой Вербурх, — объяснила Этельфлэд. — Огромная стая гусей опустошала кукурузное поле, и она молилась, и Бог прогнал гусей прочь. То было чудо!
— Это сделала аббатиса из Лекелейда?
— Нет, нет! Аббатису назвали в честь святой Вербурх. Святая умерла давным-давно. Может, я изображу ее на своем знамени. Я знаю, она меня защищает! Я молилась ей прошлой ночью — и видишь, что она сделала? — Этельфлэд показала на следующих за нами людей. — Мои молитвы были услышаны!
Я гадал, молилась она до или после того, как пришла в мою комнату, но решил, что этот вопрос лучше не задавать.
Мы ехали к северу от бурых болот, окаймлявших Темез. То была территория Восточной Англии, но рядом с Лунденом не было больших поместий. Раньше тут стояли дома с массивными балками, оживленные деревни, но частые набеги и ответные вылазки превратили все господские дома в пепел, а деревни опрокинули в ужас. Датский король Восточной Англии Эорик считался христианином и подписал мирный договор с Альфредом, согласившись, что его датчане будут держаться в стороне от Уэссекса и Мерсии, но с тем же успехом два короля могли подписать соглашение, запрещавшее людям пить эль.