Госпитальер. Путь проклятого
Шрифт:
Резко сплюнув на землю, показывая отношение к издёвкам демона, Шарль спешил к Голиафу. Пробравшись через ветки кустарника, он побежал между деревьев, ориентируясь на подвывающий звук остатков стаи.
Осознание фиаско не покидало колдуна, и выполнить свою часть договора малыми усилиями у него не вышло. Заговорённое варево снова подвело его расчёты, показав ему лишь то, что он хотел. Магия любит играть с чародеями, заставляя постоянно совершенствоваться в своих знаниях, а вот с этим у Шарля были определённые трудности.
Аккуратно
Быстрое бормотание колдуна испугало остатки волчьей стаи, и хищники попрятались за деревьями. Шарль просунул левую руку в правый рукав балахона и вытащил оттуда небольшой мешочек.
Развеянная над хищником золотистая пыль поднялась вверх и плавно легла на израненное тело хищника, заживляя его травмы, а чародей продолжал бормотать заклинание…
Мелодия тишины исполняла медленный вальс для кружившихся в танце снежинок. Ночной воздух пьянил неповторимым зимним ароматом, забежавшим лишь на короткий миг, чтобы окинуть суровым взглядом будущие владения. Никто и никогда не сможет остановить законы природы, но, возможно, когда-нибудь найдутся те сумасшедшие, что попытаются поставить всё с ног на голову. Главная слабость людей в их желании противопоставить себя Богу! От этого и происходит большое количество бед, болезней и горестей, которым подчас не видно конца.
Одинокая звезда спряталась за облако после короткого подмигивания, сделав для своего подопечного всё, что только смогла. Она вернётся ещё не раз и не два! Всё потому, что каждый человек должен пройти свои земные пути, подобно страннику в надежде, что где бы ему ни пришлось остановиться, для него всегда найдётся кров и кусок афикомана на чужом краешке стола.
Снежинки плавно ложились на массивные стены замка, успевая оставить этому миру свою последнюю улыбку перед неизбежной смертью…
Замок Ла Валлет.
Яркий свет слепил Гийому глаза, и он не мог понять, где находится. Везде было так бело, но зимой при этом не пахло. Чувство страха сменялось на ощущение пустоты и некой чистоты, понять которую юный граф был не в силах.
Тихий монотонный голос звал его сделать шаг вперёд, чтобы этот манящий покой больше не смог прерваться.
Нет! Гийом не боялся неизвестности, но при этом не спешил к ней навстречу, понимая, что иллюзии никогда не станут реальностью. Об этом часто напоминал ему Бертран, рассказывая о коварстве потустороннего мира, чьё присутствие невозможно увидеть, но можно чувствовать.
Яркий белый свет сменился на поблёкшие от времени постельные тона, и он увидел необъятные просторы среди палящего солнца и иссохшей земли. Когда-то Бертран рассказывал ему о пустыне. В тех
Вид пустыни заворожил юного графа, а голос продолжал с ним разговаривать, бормоча слова на непонятном для него языке. Быть может, с ним сейчас говорило его будущее, а может, всё это было не более чем игра его собственного воображения.
Лекарь смазывал раны Гийома целебными мазями, сделанными на основе трав, купленных им на рынке прошлой весной и летом у хорошо ему знакомых собирателей. Процесс изготовление снадобий был трудоёмким и имел свои тонкости. Эскулап сам занимался этим делом, не доверяя подобные ответственные дела, ни о одному из своих учеников.
Перевязка ран требовала минимальных знаний в медицине, чья популярность зависела только от пожертвований знатных сеньоров и вельмож, не спешивших на тот свет. Задержаться в этой грешной жизни для них существовал прямой смысл, ведь их жизнь значительно отличалась от влачивших жалкое существование крестьян.
Эскулап усердно перевязывал раны юного графа бинтами на плотный слой ранозаживляющих и противовоспалительных мазей, бросая взгляд на пропитанные кровью облатки с применением уксуса. Правила асептики являлись главным моментом, чтобы не допустить заражения крови. Сепсис в те времена имел крайне широкий размах, а уксус был доступен отнюдь не всем. В трактатах полевых эскулапов почившей в веках Римской империи этому аспекту уделялась огромная роль. Впрочем, умение зашивать раны и останавливать кровотечения оставались не менее значимыми.
Зафиксировав бинты, старый лекарь почувствовал ноющую боль в застуженной накануне пояснице, которую и так старался постоянно держать в тепле. Впрочем, только его собственная смерть могла помешать эскулапу выполнять любимую работу, которая для него всегда была и останется смыслом жизни.
Повариха и остальные слуги таскали необходимые лекарю вещи, среди которых тёплая вода имела самую простую задачу.
Команданте сидел на стуле в кольчужном доспехе, от тяжести которого ломило спину, и левой рукой плотно сжимал эфес меча в ножнах. По жесту руки Жана один из сержантов гарнизона подбросил в камин несколько поленьев и снова стал внимательным взглядом следить за работой эскулапа.
Привычка подозревать всё и всех для команданте была одной из самых главных и жизненно необходимых. Она вырабатывалась годами и десятилетиями, а шрамы на его лице и теле, лишь напоминали о суровости невидимого учителя.
– Я закончил. Сеньору нужен отдых, вино и уход. Я оставлю несколько склянок с мазями, если Господь будет милостив, то юный граф выживет. К сожалению, большего я сделать не в силах… Впрочем, и не только я, - приступив к мытью рук в тазу, говорил лекарь.
– Кто будет ухаживать за больным?