Господь да благословит решение мое… Император Николай II во главе действующей армии и заговор генералов
Шрифт:
Этот значительный по существу акт не произвел в армии большого впечатления. Генералитет и офицерство отдавало себе ясный отчет в том, что личное участие Государя в командовании будет лишь внешнее, и потому всех интересовал более вопрос: – Кто будет начальником штаба? Назначение генерала Алексеева успокоило офицерство.
Что касается солдатской массы, то она не вникала в технику управления, для нее Царь и раньше был верховным вождем армии, и ее смущало несколько одно лишь обстоятельство: издавна в народе укоренилось мнение, что Царь несчастлив…» [165]
165
Деникин А.И. Очерки Русской смуты. Крушение власти и армии. Февраль-сентябрь 1917 г. М.: Наука, 1991, с. 103–104.
Эти строки, мягко говоря, вызывают большие сомнения.
С.П. Мельгунов, которого никак не назовешь монархистом, пишет: «Очевидно, исключительное упорство, проявленное Николаем II, никакими посторонними влияниями объяснить нельзя, а тем более, “немецко-распутинским” окружением Александры Федоровны, как продолжал думать генерал Деникин в своих “Очерках русской смуты”. По словам великого князя Николая Михайловича, Царь уже в начале войны стал считать назначение Николая Николаевича “неудачным”». [166]
Единственное, с чем можно согласиться, так это с тем, что для солдатской массы «Царь и раньше был верховным вождем армии».
166
Мельгунов С.П. Легенда о сепаратном мире. Париж, 1957, с. 73.
А.Ф. Редигер очень осторожно пишет о причинах, побудивших Царя принять командование на себя: «Государь 23 августа сам вступил в командование армиями, находившимися в то время в самом критическом положении. Почему он тогда, после тринадцати месяцев войны, решился это сделать, я не знаю. Как я уже говорил, это отвечало давнишнему его желанию, но, может быть, именно тяжелое положение армии побудило его на этот шаг? Но, кроме того, насколько было известно, отношение Государя к великому князю Николаю Николаевичу стало довольно натянутым и, может быть, это оказало влияние». [167]
167
Редигер А.Ф. Указ, соч., т. 2, с. 398.
Казалось бы, интересным для нас должно быть мнение генерала А.А. Брусилова, прославленного генерала, автора целого ряда блестящих военных операций. Послушаем же это мнение: «Вскоре после горестных событий было обнародовано, что Верховный Главнокомандующий, великий князь Николай Николаевич, смещен и назначен кавказским наместником, а должность Верховного Главнокомандующего возложил на себя сам Государь. Впечатление в войсках от этой замены было самое тяжелое, можно сказать – удручающее. Вся армия, да и вся Россия, безусловно, верила Николаю Николаевичу. Было общеизвестно, что Царь в военных вопросах решительно ничего не понимал и что взятое им на себя звание будет только номинальным <…> Принятие на себя должности Верховного Главнокомандующего было последним ударом, который нанес себе Николай II и который повлек за собой печальный конец его монархии». [168]
168
Брусилов А.А. Указ, соч., с. 158–159.
Эти строки генерала во многом не соответствуют действительности. Особенно это видно по фразе: «…армия, да и вся Россия, безусловно, верила Николаю Николаевичу». В своем восхищении Николаем Николаевичем Брусилов настолько увлекся, что даже советский редактор не выдержал и сделал вполне справедливую сноску: «Заявление А.А. Брусилова способно вызвать большое сомнение».
Воспоминания Брусилова грешат предвзятостью, и эта предвзятость объясняется глубоким чувством обиды, которое Брусилов испытывал к Царю. Так, описывая посещение Царем его 8-й армии, генерал пишет: «В столовой Государь обратился ко мне и сказал, что в память того, что он обедает у меня в армии, он жалует меня своим генерал-адъютантом. Я этого отличия не ожидал, так как Царь относился ко мне всегда, как мне казалось, с некоторой недоброжелательностью, которую я объяснял тем обстоятельством, что, не будучи человеком придворным и не стремясь к сему, я ни в ком не заискивал и неизменно говорил Царю то, что думал, не прикрашивая своих мыслей. Заметно было, что это раздражало царя. Как бы там ни было, это пожалование меня несколько обидело, потому что из высочайших уст было сказано, что я жалуюсь в звание генерал-адъютанта не за боевые заслуги, а за высочайшее посещение и обед в штабе вверенной мне армии. Я никогда не понимал, почему, жалуя за боевые отличия, Царь никогда не высказывал, – мне по крайней мере, – своей благодарности». [169]
169
Брусилов А.А. Указ, соч., с. 136.
В.Н. Воейков вспоминал: «На следующий день Его Величество поехал в Самбор, в штаб армии генерала Брусилова, к которому Государь отнесся очень милостиво и пожаловал званием генерал-адъютанта. Как потом выяснилось из собственных же слов генерала Брусилова, это назначение его обидело, так как было дано ему якобы не за боевые отличия, а за высочайшее посещение и предложенный Государю обед, между тем как Его Величество выразил свою благодарность за успешные действия его армии. Обиду эту генерал Брусилов сумел очень хорошо скрыть, так как на вид был страшно взволнован благорасположением к нему Государя Императора, изливал свои верноподданнические чувства, целовал руку царя, причем, не забыл и великого князя, которому тоже поцеловал руку». [170]
170
Воейков В.Н. Указ, соч., с. 77.
Историк Керсновский пишет об этой обиде: «Генерал Брусилов затаил в душе горькую обиду на Государя. Заговорщикам не пришлось его долго упрашивать». [171] Обида – вот основа поведения и строк Брусилова. Эта обида на царя сопровождала его с 1915 года до самой смерти. Кто знает, не повлияла ли эта обида на то, что Брусилов принял идею антицарского заговора?
Генерал Н.Н. Головин, наиболее объективный из тех, кто считал принятие командование Императором ошибкой, писал: «Несомненно, что общие причины в вопросе смены Верховного Главнокомандующего имели на Государя большее влияние, чем личные мотивы, и нет никаких оснований заподазривать искренность слов Государя, объявившего свое вступление в командование Армией желанием лично встать во главе войск в минуты катастрофы». [172]
171
Керсновский А.А. Указ, соч., т. 4, с. 240.
172
Головин Н.Н. Указ, соч., т. 2, с. 155.
Головин полемизирует с Деникиным и пишет, что его строки «грешат тем же непониманием народных масс, которое привело затем самого автора цитированных выше строк к крушению. То, что при смене Верховного Главнокомандования снаружи царило полное спокойствие, – это верно. Более того, мы сами были свидетелями, с каким энтузиазмом встречали войска Государя после того, как он стал Верховным Главнокомандующим». [173]
Сравните эти строки со словами Брусилова о «тяжелом и удручающем впечатлении в войсках» и Деникина об «отсутствие большого впечатления».
173
Там же.
Мнение Головина тем более ценно, что он, повторяем, не был сторонником принятия Николаем II верховного главнокомандования и утверждал, впрочем, вполне обосновано, что одновременно с восторгами по поводу этого принятия, в войсках испытывали чувства глубокого сожаления по поводу удаления великого князя Николая Николаевича.
«В представлении солдатской массы, – писал Головин, – великий князь Николай Николаевич носил благородный облик поборника правды, решительного искоренителя лжи – грозного для всех и в то же время справедливого для всех». [174]
174
Головин Н.Н. Указ, соч., т. 2, с. 155.