«Господь да благословит решение мое...»
Шрифт:
В доказательство подобных утверждений приведем записи дневника великого князя Андрея Владимировича. Великий князь пишет, что незадолго до того, как Николай И объявил свое решение принять командование, он и великий князь Борис Владимирович встречались с Сазоновым, который с тревогой говорил о положении дел на фронте и полной дезорганизации командования. «К счастью, приводит дальше великий князь слова Сазонова, — всему этому скоро будет положен конец. Государь сам вступит в командование армией. Государь уже давно этого хотел, но долго колебался и, наконец, решился». Сазонов высказал при этом некоторое опасение, что всякая неудача падет на Государя и даст повод его критиковать. Ввиду этого ему хотелось знать мнение Бориса, какое впечатление это произведет на войска. Борис высказался весьма категорично, что это произведет огромный эффект на армию, подымет ее нравственный элемент и будет встречено с большим энтузиазмом. При этом он добавил, что уход Н.Н. произойдет совершенно незамеченным. […] «Я тоже присоединился к мнению Бориса, что впечатление на армию будет огромное, и это имеет, кроме того, еще и другое преимущество,
127
Дневник бывшего великого князя Андрея Владимировича, с. 70.
Этот отрывок красноречиво свидетельствует, что вся патетика Сазонова на заседании Совета Министров, все его крики о «смертельной опасности» решения Государя — не более чем политический демарш, не имеющий ничего общего с истинными убеждениями Сазонова. Кроме того, не исключено, что, встретившись с великими князьями, министр иностранных дел пытался их испытать на предмет лояльности решению Царя и верности великому князю. Убедившись в том, что даже «Владимировичи», семья амбициозная и честолюбивая, категорически высказывается в пользу решения Императора, Сазонов был вынужден ретироваться и признать спасительными действия Николая II.
Кривошеин и Поливанов, со своей стороны, не могли не знать, что «прогрессисты», в случае отказа Императора пойти на их требования, готовы прибегнуть к более решительным действиям, поставив монарху ультиматум, что они кстати и попытались сделать в ноябре 1915 года. Для этого необходимо было влияние в армии, что при командовании великого князя Николая Николаевича и Янушкевича, при всем их своеволии, было возможным: великий князь приглашал министров к себе в Ставку, Сазонов и великий князь находились в самых теплых отношениях. Вспомним также и то, что в обществе постоянно муссировались слухи о том, что великий князь готовит заговор против царя, что он будет Николаем III и так далее. Великий князь не только не мешал им, но и способствовал их распространению. Хотя лично великий князь навряд ли был способен к каким-либо заговорам, когда их результат не был известен.
Главная причина того, почему министры Его Величества так воспротивились решению своего царя, заключалась в том, что в правительстве появились люди, которые считали возможным идти на соглашение с «Прогрессивным блоком», видели себя среди будущего «ответственного» правительства, считали возможным, по крайней мере, ограничение самодержавной власти императора, что отвечало задачам думской оппозиции и крупной буржуазии и находило понимание и поддержку со стороны Верховного Главнокомандующего великого князя Николая Николаевича и генерала Данилова. Произошла смычка между «прогрессистской» оппозицией, ведущими министрами правительства и верхушкой Ставки. Эта смычка была направлена против Императора Николая II, и он эту смычку разорвал единственным простым решением. «Решение Государя, — считает Катков, обмануло надежды блока на реформу правительства и разочаровало министров, надеявшихся установить с блоком рабочее соглашение» [128] .
128
Катков Г. М. Указ, соч., с. 156. 64
Однако, думается, что Катков в данном случае смягчает оценки. Не «надежды блока на реформу» были обмануты царем, а сорвана первая фаза государственного переворота, намеченного на 1915 год.
Современник тех событий писал: «Великий князь Николай Николаевич являлся стержнем, вокруг которого плелась вся интрига против личности русского Монарха. Сделавши эту предпосылку, станет совсем понятно, почему так цинично взбунтовались министры, когда узнали о желании Государя сослать вел. князя на Кавказ, и конечно, наивные доводы ген. Данилова о том, что эти министры боялись неопытности Царя в роли Главнокомандующего, не заслуживают внимания. Эти министры, по всей вероятности, боялись не за армию и Россию, а за провал заговора, в котором, как выяснилось впоследствии, они играли видную роль» [129] .
129
Русская Летопись, кн. 7.
Великий князь Андрей Владимирович записал в своем дневнике: «Кривошеин орудует всем и собирает такой кабинет министров, однотипных и одинаково мыслящих, который был бы послушным орудием у него в руках. Направление, взятое им, определяется народом, как желание умалить власть Государя. Об этом очень открыто говорят почти все» [130] .
Вот почему министры решились на свой отчаянный шаг. Решено было бороться всеми имеющимися средствами, чтобы заставить Царя изменить свое решение. Было решено начать бить рядом, как это было в случае с Сухомлиновым, в случае с Мясоедовым, так же как это было в случае с Распутиным, Вырубовой, как это будет потом с Протопоповым, Штюрмером и так далее, и так далее. Тогда, в августе 1915 года, жертвой был выбран Председатель Совета министров граф И. Л. Горемыкин, который твердо воспротивился «министерской забастовке».
130
Кобылий В. Указ, соч., с. 143.
После первого столкновения с Горемыкиным, 27 августа, произошла тайная встреча членов кабинета с представителями блока. На этой встрече обе стороны пришли к общему выводу, что при нынешнем главе кабинета никаких конституционных перемен произойти не может, а значит, Горемыкин должен уйти. Это стало стратегическим маневром министерской оппозиции и полностью соответствовало целям «Прогрессивного блока».
Уже 28 августа, на следующий день после встречи с представителями блока, министры переходят в агрессивное наступление. Главным вопросом обсуждения становится вопрос о перерыве сессии Государственной Думы. В принципе, и Горемыкин, и члены правительства были за перерыв. Но Горемыкин хотел это сделать твердо и резко, объявив главной причиной этого перерыва действия «Прогрессивного блока». Министры выступали за мирный перерыв, согласованный с Председателем Государственной Думы М. В. Родзянко, который накануне устраивал самые настоящие драматические сцены с выбеганием из Мариинского дворца с криками: «В России нет больше правительства». При этом министры постоянно проводили мысль, что этот перерыв обязательно должен сопровождаться и изменениями в составе правительства, угодными Думе. Кривошеин прямо говорил на заседании: «Что мы ни говори, что мы ни обещай, как ни заигрывай с Прогрессивным блоком и общественностью — нам все равно не поверят. Ведь требования Государственной Думы и всей страны сводятся к вопросу не программы, а людей, которым вверяется власть. Поэтому, мне думается, что центр наших суждений должен бы заключаться не в искании того или другого дня роспуска Государственной Думы, а в постановке принципиального вопроса об отношении Его Императорского Величества к правительству настоящего состава и к требованиям страны об исполнительной власти, облеченной общественным доверием. Пускай Монарх сам решит, как ему угодно направить дальнейшую внутреннюю политику, по пути ли игнорирования таких пожеланий или же по пути примирения, избрав во втором случае пользующееся общественными симпатиями лицо и возложив на него образование правительства» [131] .
131
АРР. Т. 18, с. 68.
Сазонов пугал Горемыкина сценами ужаса на петроградских улицах, массовыми выступлениями рабочих, которые произойдут в случае, если Дума будет распущена. «Улицы будут залиты кровью, — кричал он, — и Россия будет ввергнута в пропасть. Разве это нужно! Это ужасно! Во всяком случае, я открыто заявляю, что я совершенно не отвечаю за ваши действия и за роспуск Думы при создавшихся обстоятельствах!» [132]
На что Горемыкин спокойно ответил: «Дума будет распущена в назначенный срок, и никакой крови не будет».
132
АРР. Т. 18, с. 69.
Сазонов, уходя, сказал про Горемыкина: «Я не хочу с этим безумцем прощаться и подавать ему руку. Он сумасшедший, этот старик». Поливанов, по словам Яхонтова, держал себя по отношению к Горемыкину «совершенно неприлично».
Императрица Александра Федоровна писала Императору Николаю II 6 сентября 1915 года: «Сазонов больше всех кричит, волнует всех (даже если его совсем не касается), не ходит на заседание Совета Министров — это ведь неслыханная вещь! Я это называю забастовкой министров» [133] .
133
Николай II в секретной переписке, с. 212.
Результатом этого совещания стало знаменитое письмо министров Царю. Письмо это было подписано восемью министрами: Харитоновым, Барком, Кривошеиным, Сазоновым, Щербатовым, Самариным, Игнатьевым и Шаховским. Общий смысл письма сводился все к тому же: повторялась просьба к Царю не возглавлять армию. Но заканчивалось оно следующими словами: «Находясь в таких условиях, мы теряем веру в возможность с сознанием пользы служить Вам и Родине». В условиях самодержавной России это было неслыханным демаршем, граничившим с некоей формой мятежа. Именно так его расценил и Царь. 15 сентября по его приказу министры выехали к нему в Ставку. Там их ждал весьма холодный прием. Министров не только никто не встретил на перроне вокзала, не только не подали экипажей, а завтракать им пришлось в буфете вокзала, но их и не позвали к Высочайшему обеду. Наконец, министров вызвали к Государю. Император резко заявил, что «совершенно не понимает, как министры, зная, что его воля к принятию командования непреклонна, тем не менее позволили себе» написать это письмо. «Все мы получили нахлобучку от Государя Императора за августовское письмо и за поведение во время августовского кризиса», — сказал после встречи с Царем И. Л. Горемыкин [134] . Далее начались те же бесконечные споры между министрами и Горемыкиным, но уже в присутствии Императора. Тогда Николай II встал и сказал: «Так как мы ни до чего договориться не можем, то я приеду в Царское Село и этот вопрос разрублю» [135] .
134
АРР. с. 221.
135
Аврех А. Я. Указ, соч., с. 106.