Господа Магильеры
Шрифт:
Ефрейтор Пишель бездумно разбирал свой «бергманн». Во влажном воздухе подземелий оружие требовало особого ухода и частой смазки, но Менно готов был поручиться, что Пишель разбирал свою «трещотку» уже не первый раз за сегодня. И не был этому удивлен. Человеку, который спускается в темные недра и бродит там на пару со смертью, иногда надо занять руки каким-то делом.
Моммзен чертил схему, щурясь и почесывая нос кончиком карандаша. Схема получалась сложная, с огромным множеством распростертых во все стороны щупалец, похожая на причудливого океанского кальмара. Здесь были отмечены все штреки, галереи, шурфы, лазы и контрминные
Вот здесь по направлению «Дитмар», шурф одиннадцать-восемь резко обрывается, образуя что-то вроде аппендикса. Это в июне прошлого года наткнулись буром на закопавшийся в землю снаряд с не сработавшим взрывателем. Теперь уж и не разберешь, чей. Двоих сапёров разорвало на месте, еще трех завалило.
А вот этот драконий язык, тянущийся из «Густава» - это минная галерея третьего взвода. Хорошо проложили, толково. Несколько раз бросали, услышав рядом возню английских саперов, но довели все-таки до конца. В минную камору заложили восемнадцать тонн донарита, затампонировав кирпичом, бревнами и грунтом, чтоб направить взрывную волну вверх. Но где-то ошиблись маркшейдеры. Взрыв, вышвырнув на поверхность исполинский столб земли, почти не повредил английских позиций, лишь разрушил пару траншей. И обернулось все бедой. Пехотные части, устремившиеся на штурм, обнаружили почти неповрежденные укрепления, ощетинившиеся пулеметами, и, умывшись кровью, откатились на прежние позиции.
Косой крест к востоку от «Франца» - крохотная отметина, не сразу и разглядишь на схеме. Только тот, кто служил в сапёрной роте больше года, знает, что она означает. Именно тут Пишель устроил засаду для английских сапёров, ведущих свой ход к германским позициям. Охота была сложной, выматывающей. Пишелю с нижними чинами пришлось сидеть в темноте около десяти часов, не рискуя даже зажечь спички. Но удача в тот раз им улыбнулась. Английские «слухачи» не обнаружили подвоха, и проходчики с бурильным оборудованием угодили аккурат в расставленную западню.
Подземный бой, без сомнения, самый страшный и самый отчаянный. Здесь, на многометровой глубине, не идут в штыковую атаку и не штурмуют траншей. Бой здесь мгновенный, негромкий, ужасный – как смертельная драка голодных крыс в норе. Гранаты, пистолеты, «бергманны», иногда даже траншейные дубинки и пики, все идет в ход. Милосердия в подземном бою нет. Пишель расстрелял англичан в упор, а на месте их гибели оставил несколько мощных пироксилиновых зарядов, которые взорвались несколькими минутами спустя, обвалив весь штрек и отбив у «томми» желание лезть в этом направлении.
Пять коротких отростков, похожих на пятерню, тоже были знакомы Менно, и лучше прочих. Все они были оставлены вторым взводом в попытке добраться до англичан, но все пять раз Менно поднимал тревогу, чувствуя вблизи от ходов подозрительную возню. Опасаясь английской контрмины, лейтенант Цильберг всякий раз приказывал переносить работы. Это злило его. Каждый штрек – это потраченное время, потраченные силы. Если отрываться от работы всякий раз, как проклятый слухач что-то почует, можно провозиться здесь в земле еще лет десять. Благо земли тут много, всем хватит, и живым и мертвым… Впрочем, оставленные штреки еще можно было использовать в отдаленном будущем. Англичане не смогут прослушивать их вечно, а значит, рано или поздно переключатся на другие направление, и сапёры смогут продолжить свою работу.
У штабного блиндажа Менно остановил караульный.
– Куда?
– К лейтенанту. С докладом, - Менно достал журнал.
Караульный глядел на него пренебрежительно. И достаточно долго, чтоб пренебрежение это сделалось совершенно очевидным. Менно беспомощно стоял с вахтенным журналом в руках, заслоняясь им, как щитом. Он знал, что выглядит нелепо и смешно. Он знал, что его невысокое плотное тело на фоне поджарых сапёров кажется раздутым и грузным. Что даже несмотря на перепачканное землей лицо второй подбородок прекрасно заметен.
– У лейтенанта совещание.
– Он вызывал, - пробормотал Менно.
– Заходи, штейнмейстер.
Менно не любил, когда его называли штейнмейстером. Но никогда не возражал и не оскорблялся. Он всегда был слишком мягок характером, совсем не тот материал, из которого природа создает крепких, как гранитные булыжники, штейнмейстеров. И магильером никогда не был. Но так уж повелось, что с первых дней его в сапёрной роте иначе как штейнмейстером Менно не звали. Это насмешливое прозвище он носил со смирением и затаенным отчаяньем, как новобранец носит свой тяжелый вещмешок. Но избавиться от него не представлялось возможным. Окопные прозвища были прилипчивее вшей.
Караульный распахнул дверь в блиндаж, и Менно покорно шагнул в проем.
В блиндаже было сухо и тепло. Настолько, что озябшее тело, пропитанное ледяной водой, мгновенно обмякало. Здесь, в пяти метрах от поверхности, стояла небольшая печка, внутри которой барахтался огненный сполох. Горели электрические лампы, шуршала бумага. Лейтенант Цильберг склонился над картой, не в пример более подробной, чем у Моммзеля. На ней кроме паутины подземных ходов были нанесены и контуры вражеских укреплений – изломанные цепочки траншей и завитки ходов сообщения.
– …в конце августа. К этому моменту мы должны быть готовы. «Альфред» и «Бруно» идут с расчетным темпом, это значит, что осталось выбрать еще двести восемьдесят метров. «Дитмар» отстает, но незначительно.
– Сложный грунт, - вставил командир первого отделения, унтер Шоллингер, - Тратим много времени.
Лейтенант Цильберг нахмурился. Он терпеть не мог, когда его перебивают.
– Копайте, унтер. Хоть зубами грызите. Англичанам тоже непросто.
– У них нет проблем с электричеством. А у нас один едва работающий генератор. И так включаем насосы на три часа в день. Люди начнут задыхаться.
У Шоллингера было перекошенное на одну сторону лицо, вместо одного глаза и части щеки тянулась ужасная багровая полоса, едва скрытая черной повязкой – старый, шестнадцатого года, след французской мотыги.
– Организуйте оптимальным образом рабочие смены. И, Бога ради, обеспечьте постойное акустическое наблюдение за фоном! Один базовый пост прослушки и не менее четырех выносных. Вы меня поняли? Как только «томми» включат хотя бы один бур, я хочу, чтоб мне немедленно об этом доносили. Дрессируйте своих слухачей, господа. Они должны доносить о каждом вражеском вздохе, о каждом шаге. Если «томми» вздумается испортить воздух в туннеле, я хочу, чтоб в ту же минуту в вахтовых журналах появлялась запись.