Господин изобретатель. Часть II
Шрифт:
Теперь перейдем к недостатку этого оружия, который вы сможете устранить и утереть, тем самым, нос Нагану, только получите на него привилегию раньше, до конкурса, а то опять наши головотяпы-чиновники (а может, и не головотяпы, а просто «бизнесмены» себе на уме – за деньги отправили Нагану детали винтовки Мосина до конкурса) пришлют ваш револьвер Нагану до конкурса и он приедет в Россию с отлично сделанным красивым револьвером, включающим вашу разработку. Разработка эта будет заключаться в откидывающимся вбок барабане. Видите, в нынешней модели надо вытолкнуть стреляную гильзу из каморы барабана и заменить ее новым патроном и так, вращая барабан, шесть или семь раз. А если откинуть барабан и специальным экстрактором выбросить сразу все гильзы и так же зарядить из специальной обоймы (или пачки, как говорят для пачечных винтовок) сразу весь барабан, то револьвер быстро вновь готов к бою!.
Можно подумать и о замене отстрелянного уже снаряженным барабаном, это будет еще лучше, так как оружие будет еще быстрее готово для новых выстрелов, а носить два и даже три снаряженных барабана куда как легче, чем два револьвера, что придется делать, если хочешь остаться в живых. Представляете, сколько вы спасете русских офицеров, Сергей Иванович, если они не погибнут, снаряжая отстрелянный барабан по одному патрону и, поэтому, не успев открыть огонь по подбежавшему вплотную противнику?
– Да, Александр Павлович, вы меня убедили, – сказал Мосин в ответ на мой взволнованный спич, – надо подумать. Наверняка, в Туле есть такой револьвер и я прикину как это можно реализовать. В случае успеха я не забуду упомянуть, что автором идеи были вы.
Потом мы разъехались каждый в свою сторону. Постреляв на ходу по мишеням и поманеврировав на сухой уже земле, я убедился, что ни кучер ни я, навыков не растеряли, о чем доложил Агееву по возвращении.
В среду я отправился в Михайловскую артиллерийскую академию для встречи с Панпушко. Меня тревожило, что он уже почти месяц не подает о себе никаких вестей, может быть, конечно, приревновал к получению мной чина и ордена, но вообще-то тщеславие для него было не характерно, насколько я успел узнать этого офицера. Дежурный сказал, что капитан Панпушко распорядился вычеркнуть мое имя из допущенных ко входу в здание. Я попросил дежурного послать посыльного за Панпушко, не говоря посыльному своей фамилии. Дежурный в чине поручика не смог перечить надворному советнику Главного Штаба и послал за штабс-капитаном. При появлении Панпушко я увидел на нем погоны без звездочек, значит, повысили в чине до капитана, и, только хотел его поздравить, как услышал:
– Господин надворный советник, мне нечего с вами обсуждать, я написал положительный отзыв по испытанием снарядов и бомб с ТНТ и был за это сполна вознагражден вашей кляузой.
– Какой кляузой, Семен Васильевич? – удивлению моему не было предела и это не скрылось от капитана, – я никому ничего не писал и не говорил!
– Обычной лживой кляузой, господин надворный советник, – ответил капитан, – после чего у меня изъяли остаток ТНТ и боеприпасов. Больше я вам не советчик и работать с вами не буду.
– Скажите, а кто приказал изъять и доставить ручные бомбы на Ораниенбаумский полигон? – прокричал я вслед удаляющемуся капитану, но ответа, естественно, не получил.
После этого я отправился к начальнику Академии, и, прождав в приемной более двух часов, все же вошел в кабинет Демьяненко.
– Ваше высокопревосходительство! Вчера я был на Ораниенбаумском полигоне и увидел как неподготовленные офицеры, без инструктажа чуть не себе под ноги бросают ручные бомбы. Лишь по счастливой случайности никого не покалечило и не убило.
– Господин надворный советник, – Демьяненко был раздражен, а тон его сух, как пустыня, – я не обязан вам отчитываться за действия лиц, мне не подчиненных. Я получил приказ свыше, которому, как говорят, вы в немалой степени способствовали. А теперь простите, у меня много неотложных дел, поэтому больше вас не задерживаю.
Я вышел из кабинета генерала еще больше озадаченным. Какой приказ свыше, к которому я имею отношение? А, была не была, поеду к Софиано, если уж Демьянеко ничего не объяснил, то не может же не знать генерал-фельдцейхмейстер, что творится у него в ведомстве!
К моему изумлению, генерал Софиано принял меня очень любезно, предложил чаю с лимоном.
– Простите меня, старого дурака, что накричал на вас на полигоне, нервы, понимаете. Не сразу сообразил, что вы мне жизнь спасли. Я так государю о случае на испытаниях и отписал еще месяц назад и Анну 3 степени для вас испросил, получили ли? – спросил Софиано. – А от меня лично вам тоже подарок, надеюсь вам понравится. – и он открыл шкаф и достал ящичек красного дерева. – Можете сразу посмотреть, вижу, вам не терпится. Я открыл и увидел… первый в мире автоматический пистолет Штайр-Шенбергер, который должен был появиться в следующем году. В мое время такая машинка в такой сохранности стоила сумасшедшие деньги, не менее полумиллиона долларов, а то и больше, поскольку их сохранилось около двух десятков, а это – вообще прототип. Разглядел на вороненой стали пистолета гравировку: «А.П.Степанову с глубокой признательностью. Генерал от артиллерии Л.П.Софиано».
– Австрийская игрушка, – сказал генерал, – продавать их будут только в следующем году, но вам одну презентую. Австрийцы, хоть мы с ними не очень дружим, передали нам несколько штук, надеясь на заказ. Знаю, что вы любите технические новинки, может быть, вам какая мысль в голову придет, как улучшить это оружие для нашей армии.
Я от души поблагодарил старого генерала и рассказал ему про случай на полигоне. Но Софиано ничего про это не знал и никаких приказов об изъятии не отдавал.
Дальше я решил поехать к газетчикам и попросить дать в газете предупреждении о поступлении писем известным людям от моего имени, содержащим клеветническую информацию с целью моей дискредитации в глазах общества. Меня принял Гайдебуров, дал почитать верстку статьи, которая выйдет в эту пятницу, я исправил некоторые неточности, а потом рассказал о ничем не обоснованных обвинениях в мой адрес. Редактор высказал мнение о том, что кому-то выгодно очернить меня и выставить в дурном свете. Обещал помочь, а также рассказал о том, что в Петербурге, как выяснилось, предлагают купить мой СЦ по цене 5 рублей за унцию и занимается этим делом не кто иной, как известный мне химик медицинской академии приват-доцент Северцев. Они не стали публиковать эту информацию, все же у них не бульварный листок, но может быть большой скандал.
Пришлось мне вернуться на Выборгскую сторону и пройти в ВМА, к начальнику Академии действительному статскому советнику Пашутину. Пустили меня без проблем, что уже порадовало, а то что-то последнее время мне везде вход закрыт. Виктор Васильевич принял меня хорошо, сказал, что статья уже в журнале и в ближайшем выпуске ее напечатают. Результаты очень впечатляющие, к ним направляют больных из других лечебных учреждений, осложнений пока нет.
– Ваше превосходительство, а откуда вы получаете препарат СЦ, – спросил я, – ведь для такого потока больных его не фунты, а пуды потребуются.
– Пока наши химики справляются, – простодушно ответил Пашутин.
– Виктор Васильевич, но ведь мы договаривались только на синтез препарата для испытаний, – напомнил я, – для широкого использования СЦ вашей лаборатории не хватит, если вы здесь филиал завода не откроете, но тогда вы нарушите авторские права, так как я передал права на производство своему деду и его завод уже произвел десятки пудов СЦ. Вы можете заказывать необходимое количество через представительство моего деда в Петербурге, оно располагается в Гостином двор. Если вам потребуется пуд и более препарата, то вам его доставят прямо в Академию – прикажите аптеке и она закупит установленным порядком.