Господин Пруст
Шрифт:
Поражала меня и его манера говорить: «Я просто сходил от нее с ума», — эти ужасные вспышки чувства во время влюбленности. Несомненно, именно их он имел в виду, когда говорил, что «слишком требователен». Да и во всем другом тоже — все сразу и немедленно, ведь он был избалованным ребенком. Помню, как меня удивил его рассказ о хорошенькой девушке в молочной лавке, которую он увидел через стекло витрины. Нимало не раздумывая, он купил цветы и предложил ей провести с ним вечер.
— Мне пришлось ретироваться, — с улыбкой сказал он, — и я был просто в ярости. Но букет все-таки оставил!
Меня это поразило,
— И это вы, сударь, который всегда держится на расстоянии?!
Он снова засмеялся:
— Но ведь я бывал и горяч, Селеста!
Как он сам мне рассказывал, только один раз он по-настоящему думал о женитьбе — и даже хотел этого, хоть я не сомневаюсь, что у него были и другие мимолетные порывы. Но именно в тот раз дело приняло серьезный оборот.
Во многих книгах о нем немало наплели по этому поводу, вплоть до какой-то «таинственной девушки», о которой он потом все время жалел.
Сам г-н Пруст почти ничего не говорил, об этом эпизоде своей жизни, хотя и не скрывал, что очень хотел жениться, но его мать была неумолима.
— Она очень мне нравилась; наконец я признался матушке, но получил категорический отказ: «Нет, Марсельчик, все что угодно, только не это!»
Я догадываюсь о причинах ее несогласия: скорее всего, г-жа Пруст считала, что молодая особа не сумеет вести дом, — во всяком случае, как это полагалось по ее понятиям. Да и сам г-н Пруст решил в конце концов так:
— Была матушка не права или нет, не знаю, но во всяком случае, она не ошиблась.
И потом еще сказал как-то раз:
— Мы встречались с ней в Отейле, у дядюшки Луи.
Складывая все по кусочкам из незначительных подробностей, я в конце концов поняла, что это была его кузина, внучатая племянница дядюшки Луи.
У деда Натана и двоюродного деда Луи был еще один брат, Авраам Альфонс Вейль, который служил в армии и вышел в отставку майором в 1886 году. Единственный из всех братьев, он так и не достиг богатства. Но его дочь сорила деньгами направо и налево, и ей пришлось бы туго, если бы не помощь «дядюшки Луи». Г-н Пруст говорил о ней:
— Ее муж был прекрасный семьянин, зато она делала все, что ей только вздумается.
У этой дочери Авраама Альфонса тоже была дочь, та самая загадочная девица, с которой г-н Пруст встречался у «дядюшки Луи» и которая ему так нравилась, что он считал ее не просто «очень хорошенькой, а настоящей красавицей». Но расточительность матери не могла нравиться госпоже Пруст, да и воспитание самой девушки вызывало у нее сомнения. Впрочем, прежде чем умереть, «дядюшка Луи» догадался назначить ее матери ренту. Распоряжение этой рентой перешло после смерти г-жи Пруст к ее сыну, и он регулярно ее выплачивал. Однажды случилась какая-то задержка, и меня послали отнести деньги, чтобы передать их прямо в руки. Я увидела мать, но дочь так и не показалась.
Как-то раз я спросила г-на Пруста, жалеет ли он о несостоявшейся женитьбе, и он коротко сказал:
— Нет, нисколько.
В большом черном шкафу в малой гостиной среди трудов Рёскина и других томов хранилась одна книга, которую г-н Пруст часто мне показывал. Он вынимал ее особенно осторожно. Это было роскошное издание романа Поля Бурже «Глэдис Гарвей», переплетенное в шелк с тиснением цветами. Показывая ее в первый раз, он объяснил, что в его «эпоху камелии» всему свету было известно имя вдохновительницы этой книги, и что именно она сама подарила ему это прекрасное издание, а шелк для нее был взят от одного из ее платьев.
— Она принадлежала к тем особам, которых никогда уже больше не будет. Она славилась и своей красотой, и соперничеством в погоне за такими приятелями, которые могли похвастаться принадлежностью к «Готскому Альманаху» [10] и, конечно... деньгами. Но именно эта дама была еще в высшей степени умна и образованна. Она отличалась тем необычным свойством, что, в противоположность всем другим, которые пожирали целые состояния, не оставляя для себя ни су, деньги ее друзей никогда не пропадали впустую: она умела использовать их и даже вознаграждать дарителей за щедрость. Ее звали Лора Гайман.
10
«Готский Альманах» (Almanach de Gotha) — дипломатический и генеалогический справочник, издававшийся в Готе с 1763 г., в котором помещались сведения о царствующих и аристократических династиях и дипломатическом корпусе.
— У нее были бледно-светлые волосы и черные глаза, и когда она волновалась, это производило впечатление огня. Потом он много рассказывал мне о ней, когда доставал ту самую книгу или просил вынуть из комода фотографии.
— Она одевалась почти как герцогиня, а ума у нее хватило бы на несколько принцесс. Один из ее предков был знаменитый английский художник.
Нисколько не открывая мне всей правды, которую, впрочем, не так уж и трудно было угадать, он рассказывал, что она «усердно посещала» в Отейле «дядюшку Луи». Но и сама имела в Париже очаровательный особнячок, где принимала в своем салоне писателей и художников.
— Она начала с одного германского принца, а потом перебрала всех русских великих князей.
Естественно, он познакомился с ней у своего двоюродного деда; тогда ему было всего восемнадцать, а ей уже тридцать семь или даже тридцать восемь. Нетрудно догадаться, что она принадлежала к тем, на кого он «обращал внимание».
— Дядюшка Луи был просто счастлив, если ему удавалось угодить Лоре Гайман. Я тоже ею восхищался и чуть ли не разорился на цветах, но она сама предупредила папа. Он отругал меня, но ведь я был еще так молод. Впрочем, ее тонкость и ум не оставляли равнодушным и его самого, и он как бы подталкивал меня к дружеским отношениям с нею.
Как-то г-н Пруст показал мне две фотографии. На одной она была в роскошном платье, на другой — почти старуха, с ребенком на руках. Он спросил:
— Разве похоже, что это одна и та же женщина?
— Да нет, никак уж не скажешь, сударь.
— И, однако, на обоих портретах именно она. Это замечательная история, Селеста. У нее был сын, которого никто не знал и не видел, — он воспитывался где-то очень далеко, у иезуитов, чтобы никогда не смог узнать тайну своего незаконного рождения и кто его мать. Но она все-таки ездила взглянуть на него и с бесконечной любовью следила за его образованием.