Господин следователь
Шрифт:
Пока Наталья Никифоровна рассказывала о своем домашнем учителе, я «вычислил», что за роман был опубликован в журнале. Коль скоро это не «Милый друг», а название «Монт-Ориоль» я бы понял без перевода, то остается только один. У французского писателя было написано лишь три романа, а остальное, либо рассказы, либо повести. Наверное, если бы Мопассан не умер в расцвете лет, то написал бы больше.
Подождав, пока хозяйка сделает паузу, я торжественно заявил:
— Я понял, что за роман вы читали. «Жизнь». Только не понял — что в нем такого, неприличного? Девушка выходит замуж, узнает, что муж
— Эх, все мужчины одинаковые. — вздохнула хозяйка, вытаскивая носовой платок.
Нет, ну чего это она? Читал я этот роман, ни разу плакать не захотелось.
— Так что, возьметесь за мое обучение?
[1] Попал. Роман выйдет только через два года.
Глава семнадцатая
Я травлюся сам!
Мой письменный стол никогда не пустует. Лежат на нем и книги, и брошюры, и газеты. Со стороны это производит впечатление — мол, трудится следователь, хотя на самом-то деле печатная продукция касалась не юриспруденции, а экономического и демографического состояния России. Насколько информация мне пригодится в дальнейшем и не знаю, но находиться в курсе хозяйственных и культурных дел я просто обязан. Вон, Мусоргский «Хованщину» поставил, в петербургских газетах ее ругают. Увидел некролог на смерть Тургенева. А что, он до сих пор жив был?
Ум за разум заходит, когда начинаю думать, что многие классики не просто живы, а не родились. Товарищ Ленин пока Володя Ульянов. Смотаться, что ли в Симбирск, отговорить его старшего брата от покушения на царя? Талантливый же человек был Александр Ильич! Его бы таланты, да в мирных целях.
Нет, пусть пока все идет своим чередом. Если госпоже истории угодно, чтобы я сделал нечто важное, мне такой шанс обязательно представится. Важно вовремя понять — где он? И не допустить ошибки. Про раздавленную бабочку я не забыл.
А еще важно постоянно загружать себя делом, чтобы не свихнуться.
Учить французский язык на рабочем месте я не стал. Не потому, что кто-то мог заподозрить неладное, из принципа. Материалы по ситуации в империи и губернии — это одно, а иностранные языки совсем другое. Это, скажем так, мои личные заботы, не имеющие отношения к служебным обязанностям.
Поэтому третий вечер беру уроки у своей квартирной хозяйки. И уже три раза ходил к Мариинской гимназии, высматривая — где же кареглазая красавица с косой? Вру. Ходил раз пять, а то и шесть, потому что женская гимназия недалеко от Окружного суда. Так, как бы между прочим — отправился на обед, отчего бы не сделать небольшой крюк?
Гимназистку пока не увидел, а вот Наталья Никифоровна заподозрила что-то неладное. Уже и вопросы задает — не повстречал ли кого? Пока отнекиваюсь.
Кажется, потихоньку начинаю врастать в свою новую среду обитания.
Банкет, устроенный молодым начинающим следователем для коллег, сыграл свою роль. Сослуживцы перестали кривить морды, здоровались, начали заходить ко мне в кабинет выкурить папироску и побеседовать о разных вещах, от погоды до перспектив нашей внешней политики на Балканах. О погоде я говорил охотно, о политике сдержанно.
Что я мог сказать о правителе Болгарии Александре Баттенберге, возведенном на трон покойным императором Александром Освободителем? Незнаком я с этим человеком, поэтому личных впечатлений нет. Соглашусь с товарищем председателя суда, надворным советником Остолоповым (с ним за одну фамилию соглашаться можно!) о том, что сидел бы себе князюшка на престоле смирненько и Россию слушался. А он вдруг принялся играть в самостоятельность, избавляться от «русской опеки», отчего министры его правительства (почти все русские), начали дружно подавать в отставку. Совсем обнаглел князь, кусает руку, что его кормит.
Остолопов, а с ним и другие коллеги, убеждены, что достаточно нашему государю цыкнуть, как болгарский князь возьмется за ум. Поддакиваю. Не стану же я рассказывать сослуживцам, что Александр Баттенберг объединит обе Болгарии и разгромит армию Сербии? А уж про то, что в итоге князь Болгарии потеряет престол, тем более следует молчать.
На самом деле внешняя политика, уже случившаяся в моей истории, мне не очень интересна. Другое дело — ситуация и расклады в Новгородской губернии. Недавно совершил для себя очередное «открытие». Оказывается, в Череповце имеется свой жандарм — капитан Потулов[1]. Правда, сидит он в Новгороде, но числится помощником начальника губернского жандармского управления по Череповцу.
Понятно, что Отдельному корпусу жандармов упускать из виду Череповец, где около тысячи учащейся молодежи, где оживленный речной порт и промышленные предприятия, никак нельзя. Необходимо следить за умонастроениями населения, за потенциальными террористами и всем прочим. Но как можно делать это делать, находясь от Череповца за триста с лишним верст? Опираться на доклады исправника и отчеты чиновников? На статистические отчеты?
Предположим, в реальном училище возникнет антиправительственный кружок. Мальчишки пожелают отомстить за казненного Рысакова — бывшего «реалиста», изготовят бомбы и отправятся взрывать государя-императора.
Глупо? Согласен. Я просто размышляю вслух, пытаясь придумать нечто такое, революционное, на что требуется немедленная реакция властей.
Ладно, «бомбистов» мы в расчет не берем, слишком уж они радикальны, не для уездного города. Но прокламации, в которых пересказываются идеи Лаврова или Бакунина появиться могут.
Историк, который во мне сидит, забил тревогу. А не имеет ли капитан Потулов собственной агентуры в городе? Как же жандармерии без агентуры?
Если возникнет нечто срочное — есть телеграф. Жандармский начальник имеет право по тому же телеграфу отдать приказ уездному исправнику, который и пошлет городовых задерживать хоть пропагандистов, хоть и «бомбистов».
Пожалуй, следует опасаться провокаций и быть осторожнее в разговорах с малознакомыми людьми. Еще лучше — и с хорошо знакомыми.
М-да… Не исключено, что у меня развивается паранойя.
Делом надо заниматься. Пойду, потрясу архивариуса. Полторы недели прошло, у него пока ничего. И у меня ничего. Только количество вещдоков увеличилось. Доктор Федышенский распорядился снять с покойного Долгушинова нательную рубаху и прислать ее мне. Прокурору, когда он начнет обвинительный процесс, будет что показать присяжным заседателям. Правда, обвинять пока некого.