Господин Ветер
Шрифт:
— Уфф-уф-уффа-фа, славный город наш Уфа. — неожиданно для себя пробормотал Крис. «Не заморачивайся на Санта-Барбарах, а не то… — Крис увидел приближающуюся легковуху, замахал рукой и, увидев, что она тормозит, мысленно добавил: — остановится машина».
Это был старенький «Фольксваген».
— На Уфу, — сказал Крис в раскрытое окошко.
— Я недалеко, километров сорок, — ответил драйвер.
— Мне и сорок сгодится.
Крис сел в машину. Прежде чем тронуться с места, водитель, пожилой лысоватый дядька, долго и бесцеремонно рассматривал Кристофера. Крис чувствовал себя крайне неуютно. Наконец драйвер перенес внимание на дорогу. Редкие, то ли седые, то ли очень светлые волосы, полные губы, большой рот, серые водянистые глаза придавали лицу водителя какое-то жалкое и беззащитное выражение.
— Турист? — спросил дядька и моргнул .
— Нет, скорее путешественник…
— А я не понимаю, какая здесь разница. — Водитель снова моргнул. Голос вполне соответствовал его облику — сладковато-подсюсюкивающий.
— Для туриста, путешествие — это отдых, — сказал Крис, — а я так живу.
— Все время?
— Нет, не все. Но путь — понятие очень широкое. Вся жизнь, — Крис улыбнулся, — это путь.
— А как же семья? Дети?
— Семья для меня люди, такие же как и я. А детей пока вроде нет.
Драйвер снова внимательно посмотрел на Криса.
«Ты лучше на дорогу смотри, — мысленно посоветовал Крис, — дырки протрешь».
Следующий вопрос водителя оказался совершенно неожиданным.
— А женщина для секса у тебя есть?
Сама фраза «женщина для секса» была какой-то неприятной. Крис поморщился. Водитель реакцию Криса воспринял по своему.
— Тебе нравится гомосекс? — спросил он.
— Нет, что вы, у меня есть девушка.
— Многие считают гомосекс болезнью, — обыденным тоном продолжил водитель. — А ты что думаешь?
«Ну вот, запарился на герлах и прочих Санта-Барбарийских делах, думал о них на трассе — теперь получай то розовые разборки, то голубого попутчика, — сказал Крис сам себе. — Вот тебе еще один пример того, как мысли формируют мир вокруг тебя и притягивают события».
«Следует правильно создавать мыслеобраз, — вспомнил Крис слова какого-то эзотерического человека, — иначе могут быть подмены. Так один человек мечтал о новой машине. И она появилась в его жизни. Ему подарили плакат с ее изображением».
«Но я ни о чем не мечтал! Тем более о голубых. Тем более таких странных. Гомосекс. Забавно звучит».
— Нет, я не считаю, — сухо ответил Крис.
— А часто ты женщиной пользуешься? — продолжил водитель.
«Пользуешься… Я не пользуюсь».
«У меня есть жаба — редкостная дура, и я бубу ее каждый день», — вспомнил он весьма старую песню Майка под названием «Песня для Свина». В «жабе» было что-то уничижительное, но вполне живое — такая уж любовь у панков. Крис привык к тому, что на трассе драйверы рассказывают ему о личных делах. Здесь как в поезде: загрузил попутчика и расстался, зная, что он унесет твои проблемы далеко-далеко и к тебе уже не вернется.
И у многих водителей отношения к женщинам чисто потребительское: вставил-кончил-вынул. Раза два Крис сталкивался с «плечевыми» — особого рода проститутками, живущими на трассе и кормящимися за счет водителя. В обоих случаях это были пропитые и не совсем молодые бабенки бомжеватого вида, стоявшие в весьма характерных позах. И ту и другую Крис обошел стороной, предоставляя возможность первой поймать машину. Были среди водителей и романтики, и любящие мужья, и женоненавистники. Один, из числа последних, заставил Криса перечислять фамилии женщин, совершивших что-нибудь великое. И Крис начал перечислять: от Кюри до Цветаевой, но драйвер отметал каждую из них: «Эта работала с мужем, эта просто исключение, а поэзия и музыка вообще не дело».
— Я не пользуюсь. — Крис старался не смотреть на драйвера. — Это не то слово.
— А как же это?
— Просто люблю.
— А… — разочарованно протянул драйвер, — ты просто не понимаешь. Я вот удовольствие только от гомосекса получаю. Меня в армии приучили. Армяне. Друг мой. Сначала я тоже не понимал. А он мне как-то говорит. Женщины нет, давай пососи мой член. А потом я твой. Я сначала не хотел. Так он своего приятеля позвал, стали бить. Я пососал. Сначала насильно. Не понимал тогда, какое это удовольствие. А говорят, болезнь. Потом у многих сосал. И всем приятно. Хочешь?
— Нет, спасибо. — Крис отрицательно помотал головой.
— Я денег не возьму, — продолжал уговаривать драйвер, — сам могу тебе деньгами помочь.
— Нет, — твердо произнес Крис, — я только женщинами пользуюсь.
— Так у меня тоже жена есть. Старая.
Некоторое время они ехали молча.
— Я через пять километров поворачиваю. Ты может голодный? У меня дача рядом с трассой. Заедем, ужин приготовлю, переночуешь по человечески.
— Спасибо.
— Понравится, остановишься, отдохнешь, — продолжал уговаривать драйвер.
— Спасибо, я выйду на перекрестке.
— А так яблок бы в дорогу набрал…
«Достал!»
Крис вдруг вспомнил совсем другую историю: это было в «Борее», в кафе, где сидел Дэгэ с какими-то писателями: водка, чай и вино, и Крис между двумя столиками — наполовину с Дэгэ и его компанией, наполовину со Сталкером, не московским музыкантом, а питерским химиком. И один из друзей Дэгэ рассказывает:
— Стал я искать работу. И тут приятель предложил в швейный кооператив, карманы к джинсам пришивать. Удобно, в самом центре города. И платили неплохо. Я согласился, начал работать. А в кооперативе этом — одни парни. И смотрю, взаимоотношения между ними немного странные. Поцелуйчики по утрам и все такое. Оказывается, голубые. Вся контора состоит из голубых! И один начал ко мне клеиться. То бутылку принесет, то стакан накатит. Мне чего, лафа. А потом доставать стал. До дому провожать. Я терпел-терпел, говорил, отстань, а потом не выдержал, когда он целоваться полез, дал ему по зубам. Я, значит, дерусь, несильно — жалко-таки, а он говорит: «Бей, бей сильнее, женщины любят, когда их бьют».
— Ну, и что дальше? — спросил Дэгэ.
— Дальше я ушел с этой работы. И он наезжать перестал.
«Драйвер тоже видимо из доставучих». Среди знакомых Криса были голубые, но не такие. Вообще не доставучие. Один из них был весьма неплохим и веселый музыкантом и полгода играл с Крисом в одной команде.
Я не помню, чтобы к голубизне в хиповой среде относились агрессивно. Впрочем, я находился в хиповой среде лишь небольшой частью своей жизни и не претендую на достоверность. Скажем так: агрессии я не видел. Наоборот, сексуальная свобода, как всякая свобода, лишь приветствовались. В коллекции Печкина есть анекдот: