Господствующая высота
Шрифт:
— Вы читаете мои мысли.
— То есть?
Саманта на ощупь прерывает звонок.
— Иногда я тоже хочу верить, что это обычное недоразумение… То есть — нет, сейчас, после проверки, мы абсолютно точно знаем, что тот, кто был на высоте, пользовался документами
Я сижу с разведенными руками.
— А во что вы не хотите верить?
Усмехаясь, она большим и средним пальцами вразлет оглаживает брови.
Повисает долгая, приправленная гулом голосов и музыкой, пауза.
— В то, что на самом деле там воюем не мы, а, как вы говорите… — Саманта делает вид, что не может подыскать нужное слово, но явно ждет моего наводящего вопроса, поэтому я молчу. — Не мы, а кто-то… ну, как вы рассказывали про себя во время боя — хоть македонцы, хоть вожди Атлантиды.
— Я — серьезно, — говорю.
— Я тоже. — Она опять смотрит на часы. — И большое спасибо, что уделили мне время. Я должна идти.
— Чем все кончилось с той группой на посту?
— Извините, я не могу об этом говорить.
— Тела опознали?
Саманта медленно пятится к выходу.
— Только тех, кто погиб раньше, в бою.
Я подбираю затекшие ноги:
— Ушли, значит?.. А этот, Димас — ну или кто там за него — может, его и не было вообще?
— Вам будет лучше, если взять трубку.
— Какую трубку?
Прежде чем скрыться в дверях, Саманта выставляет сложенную лодочкой кисть и подносит ее к лицу, как зеркальце.
Я слепо гляжу перед собой. Мое душевное состояние таково, что мне кажется, будто я не умещаюсь на стуле, занимаю целиком пространство от бара до стены. Ненадолго, по-видимому, я и вовсе отключаюсь от окружающего. Сцена с простоволосой фигуркой в окопе перебивается шумом кабака. В голове у меня, точно в дробилке, трещит и рассыпается реплика из моей же утренней речи в ареопаге — о том, что мир для тех, кто воевал, есть отсроченная война, стихший до поры грохот загробья. Следом за этими измельченными словами — и как будто из них же — вырисовываются подвижные черты Стикса. Я вижу его по грудь, в песочной форме американского морского пехотинца. Молодой, улыбающийся, с непокрытой головой, Арис берет изо рта сигарету, выдыхает дым и несколько раз кряду, с шутовской присказкой: «Bada-bing», — отгибает над правым глазом и приставляет обратно накладную бровь. Ему хлопают и подсвистывают. Слышится неуверенный женский голос. Кто-то осторожно трогает меня за плечо. Захваченный трюком с бровью, я сижу облокотясь на колени, с трубкой в руке, и не сразу могу оторваться от экрана. Надо мной склоняется референтша. Лицо ее румяно от беспокойства. Она участливо смотрит мне в глаза, оглядывается на дисплей телефона и что-то спрашивает о самочувствии. Я ничего не отвечаю ей, так как просто не понимаю, кого она имеет в виду.
— Все нормально? — настаивает она.
Я выключаю трубку и снова обхватываю голову.