Госпожа Абу-Симбела
Шрифт:
Красавица Изэт поднялась и направилась к низкому столику, на нем были поставлены бокалы.
— Любить Рамзеса — это великое счастье, — продолжила Нефертари, — Я все для него, он все для меня.
Изэт толкнула столик коленкой; оба кубка опрокинулись, их содержимое вылилось на траву.
— Извините меня, Ваше Величество, я взволнованна; будьте добры, забудьте мои нелепые и презренные сомнения.
Император Хаттусили приказал снять военные трофеи, украшавшие приемный зал дворца. Серый и холодный камень, слишком суровый на его взгляд, будет покрыт коврами с геометрическим рисунком и живыми красками.
Одетый в широкое платье из разноцветной ткани, с серебряными колье на шее, с браслетом на левом локте и волосами, стянутыми повязкой, Хаттусили надел шерстяную шапку, принадлежавшую его усопшему брату. Экономный, мало заботящийся о своей внешности, он управлял финансами государства со строгостью до сих пор невиданный.
Самые богатые торговцы в империи следовали один за другим в зал приемов, чтобы вместе с императором установить новые порядки страны. Императрица Путухепа, являясь верховной жрицей, присоединившись к этим переговорам, боролась за сокращение средств на содержание армии. Несмотря на полученные привилегии, торговцы удивлялись этому обстоятельству: разве империя не была все еще в состоянии войны с Египтом?
В соответствии со своими взглядами Хаттусили действовал постепенно и осторожно, множил личные встречи как с торговцами, так и с военачальниками, и настаивал на преимуществе длительного перемирия, никогда не произнося слово «мир». Путухепа предпринимала те же действия в религиозных кругах, а присутствие египетского посла являлось живым доказательством улучшения отношений между двумя враждебными державами. Раз Египет отказывался нападать на хеттов, то и Хаттусили должен был проявить инициативу и действовать так, чтобы прочный мир был, наконец установлен.
Но вскоре грянул гром, разрушив это прекрасное сооружение, построенное из иллюзий.
Хаттусили вызвал к себе Аша.
— Я вынужден сообщить вам о решении, которое я только что принял и которое вы передадите Рамзесу.
— Предложение мира, Хаттусили?
— Нет, Аша. Подтверждение продолжения войны.
Посол был потрясен.
— Отчего такая стремительная перемена?
— Я только что узнал, что Урхи-Тешшуб попросил и получил убежище в Египте.
— Это шокирует вас до такой степени, что вы ставите под сомнение наши соглашения?
— Это вы, Аша, помогли ему выехать из империи и скрыться в вашей стране.
— Разве это не осталось в прошлом, Ваше Величество?
— Я хочу получить голову Урхи-Тешшуба, этот предатель заслуживает смертной казни. Мирные переговоры не будут проводиться, пока убийца моего брата не возвратится в Хаттусу.
— Раз он поселился в Пи-Рамзесе, чего вам опасаться его?
— Я хочу увидеть, как горит его труп на костре, здесь, в моей столице.
— Маловероятно, чтобы Рамзес согласился отречься от своего слова и выдал человека, которому он предоставил свою защиту.
— Немедленно отправляйтесь в Пи-Рамзес, убедите царя и верните мне Урхи-Тешшуба. В противном случае моя армия вторгнется в Египет, и я сам захвачу предателя.
ГЛАВА 46
В сильную майскую жару настало время для сбора урожая. Взмахи серпа отделяли колосья от стеблей, жниво оставалось на месте; сильные и неутомимые ослы перевозили зерно на гумно. Труд был тяжелым, но хватало и хлеба, и фруктов, и свежей воды. И ни один надсмотрщик не осмеливался запретить сиесту.
Это было время, которое выбрал Гомер, чтобы прекратить писать. Когда Рамзес появился в его доме, поэт не курил, как обычно, трубку, сделанную из раковины улитки; одетый в шерстяную тунику, несмотря на сильную жару, он лежал на циновке под лимонным деревом. Под его головой была подушка.
— Ваше Величество... Я не надеялся увидеть вас вновь.
— Что с вами случилось?
— Ничего, кроме преклонного возраста. Моя рука устала, и сердце тоже.
— Почему вы не позвали лекарей из дворца?
— Я не болен, Ваше Величество; не является ли смерть частью всеобщей гармонии? Меня покинул Гектор, мой черно-белый кот. И мне не хватает смелости заменить его другим.
— Вам еще много нужно написать, Гомер.
— Лучшую часть себя я отдал «Илиаде» и «Одиссее». Зачем сопротивляться, если пришел час последнего путешествия?
— Мы вылечим вас.
— Как долго вы царствуете, Ваше Величество?
— Пятнадцать лет.
— У вас еще недостаточно опыта, чтобы суметь обмануть старика, видевшего столько смертей. Постепенно смерть вошла в мои вены, она леденит кровь, и ни один лекарь не сумел бы помешать ее победе. Но есть нечто более важное: ваши предки построили удивительную страну, сумейте ее сохранить. Вы смогли установить мир с хеттами?
— Аша удалось убедить хеттского императора, мы надеемся подписать договор, который положит конец вражде.
— Как легко покидать эту землю, когда установлен мир, после того как, столько написал о войне... Один из моих героев говорит:
«Солнце, пылавшее жаром, опять в океан опустившись,Землю во мраке оставит; и черная ночь наступает,Ночь, что для смертных угодна, уставших от битвы дневных,Отдых суля побежденным в кровавых сражениях». [11]11
Пер. В. А. Жуковского (Прим. ред.).
— Сегодня я побежденный и стремлюсь во мрак.
— Я прикажу соорудить вам великолепное вечное жилище.
— Нет, Ваше Величество... Я остался греком, а для моего народа другой мир — только забвение и страдание. В моем возрасте слишком поздно отказываться от своих верований. Даже если это будущее не кажется вам радостным, это именно то, к которому я приготовился.
— Наши мудрецы утверждают, что творения великих писателей будут жить дольше, чем пирамиды.
Гомер улыбнулся.
— Жалуете мне последнюю милость, Ваше Величество? Возьмите мою правую руку, ту, которая писала... Благодаря вашей силе мне будет легче перейти на ту сторону.