Госпожа Клио. Восход
Шрифт:
– Ей не надо бежать быстро – это колесница царицы, а не воина.
– Бывают моменты, когда все колесницы становятся колесницами воинов. Зато лошадь хорошая, – хетт со знанием дела похлопал по могучей холке, при этом лошадь скосила на него карий глаз и топнула копытом, подняв облачко белой пыли.
Носильщики ушли далеко вперед, но Синатхор не спешил – во-первых, надо было дать время, чтоб церемонию успели организовать на достойном уровне, а, во-вторых, нельзя, чтобы гость явился раньше своих даров.
– Это Фивы – наша столица. Посмотри, как она красива, – Синатхор по-хозяйски обвел рукой панораму города.
– Да, –
– Почему ты всегда говоришь о войне? – перебил Синатхор.
– Потому что главная забота царя, защищать свою страну. Какой смысл строить дворцы и храмы, выращивать такие чудесные сады, как у вас, если придут враги и уничтожат все это? Царь всегда должен думать о войне, так учил меня отец, Великий Воин Суппилулиума. А жрецы пусть занимаются храмами, земледельцы – полями, торговцы – товарами.
Синатхор подумал, что, скорее всего, он прав. Если б отец Анхесенамон думал о войне, а не строил прекраснейший город Ахетатон, то не пал бы Кадеш и не стояло бы сейчас хеттское войско на границе Двух Земель. Однако все это в прошлом, которое не может вернуть ни Амон, ни Атон…
Рабы-носильщики уже приближались к дворцу, значит, можно было трогаться в путь. Синатхор забрался в колесницу, предлагая гостю сделать тоже самое. Главный царский возница отпустил ремни, издав при этом какой-то гортанный звук и лошади шагом двинулись вдоль улицы. На минуту Синатхор почувствовал себя почти царем, ведь несмотря на свою приближенность к Анхесенамон, ему никогда еще не доводилось ехать по городу в золотой колеснице, и чтоб люди расступались, прикладывая руки к груди и склоняя головы. Ничего, если все пройдет удачно, скоро он привыкнет к этому…
Воины встретили гостей перед самым дворцом. Ворота из ливанской сосны, украшенные бронзовыми барельефами, распахнулись, открывая вид на просторную площадь, рассчитанную на прием гораздо более многочисленных „делегаций“. В тени колонн находился трон, на котором восседала царица в ослепительно белых одеждах и короне; ее руки украшал добрый десяток браслетов, на груди – ожерелье из квадратных золотых пластин, а лицо, с жирно подведенными малахитом глазами, напоминало маску. Ногти, выкрашенные хной, имели такой же зеленоватый оттенок.
К трону со всех сторон, стайкой замерших в полете бабочек, прилепилась группа девушек. Их полупрозрачные одежды мягкими складками спадали до самой земли, контрастируя с черными распущенными волосами. В руках были систры, из которых они извлекали дребезжащие, но приятные звуки. Потом они будут петь и танцевать для гостя, но Синатхор подумал, что хетту они, скорее всего, напомнят „продажных женщин Митани“. Девушек не стоило звать, если б знать взгляды царевича на женский пол. Хотя теперь говорить об этом было поздно.
Кроме девушек вокруг трона замерли слуги с опахалами; писцы, готовые составлять опись привезенных даров; стражники с луками и длинными копьями. Совершенно обособленно стояло несколько полуголых мужчин в длинных передниках
Рабы внесли сундуки и опустили их перед самым троном.
– Я пришел с миром, – Арнуванда сделал шаг вперед, – в знак этого приношу к твоим ногам, о, царица Двух Земель, сокровища, добытые хеттами в многочисленных битвах. Я пришел, чтоб ворота между страной Хатти и страной Двух Земель всегда были открыты; чтоб через них всегда мог входить входящий, выходить выходящий и проходить идущий; чтоб богиня Аринна окружила своей заботой страну Двух Земель так, как она оберегает непобедимую страну Хатти…
…Не то он говорит, совсем не то!.. – в смятении подумал Синатхор, но, как и полагалось по ритуалу, громко крикнул:
– Жизнь! Благоденствие! Здоровье!
Когда это пожелание обращалось к Владыке Двух Земель все присутствующие подхватывали его многократно и многоголосо, сейчас же послышались лишь нестройные голоса девушек и кое-кого из писцов. Нарушая традиции, вперед выступил Верховный жрец.
– О, Супруга Бога, выслушай меня, – он повернулся к Анхесенамон, – Я, Эйе, тот, кому еще твой отец Эхнатон, в молодости приносивший жертвы истинным богам, вручил золотые кольца и жезл, передав в распоряжение все владения Амона и дозволившего говорить его голосом. Теперь Амон говорит следующее: – Если Владыка Двух Земель является отпрыском божественной плоти, он пользуется нескончаемым покровительством богов и в стране тогда царит мир и процветание. Нил щедро орошает поля с пшеницей, стада тучнеют на пастбищах, золото, серебро и древесина нескончаемым потоком текут в Фивы, а подданным Владыки остается только радоваться и веселиться. Разве не об этом ты мечтаешь, царица?
Анхесенамон перевела взгляд с говорившего на странного человека в звериной шкуре, с дерзким прищуром слушавшего жреца – видимо, он пытался вникнуть в столь витиеватое начало. Нет, она представляла своего избранника совсем другим, а этого она просто боялась, и растерянность, вызванная тем, что на поиск вариантов времени уже не оставалось, не позволяла ей ответить Верховному жрецу что-либо вразумительное.
– Об этом должен заботиться каждый правитель, любящий свою страну и народ, – ответил за нее Эйе, – но царь не сеет, не пашет, не рубит камни в копях Асуана. Он должен приносить высшую пользу, имея божественное происхождение, чтоб боги благоволили к нему, как к сыну, а он будет руководить постройкой храмов и устраивать праздники в честь богов, чтить умерших, несущих вести о бренной жизни в царство Осириса, защищающего нас наравне с лучезарным Амоном. Боги должны радоваться, глядя на его деяния. Он должен делать процветающими их святилища, учреждать все новые божественные приношения, наполнять их сокровищницы золотом, серебром, лазуритом и бирюзой, а закрома ячменем и пшеницей, строить золотые ладьи и сопровождать богов в их путешествии от храма к храму…