Госпожа поневоле или раб на халяву
Шрифт:
Я и сейчас так думаю, но больше не собираюсь отказываться от счастья сегодня только потому, что завтра оно может кончиться и мне будет больно. Все равно будет. Так что буду жить сейчас, наслаждаться и радоваться, а потом будь что будет.
— Чертенок, а какие у вас еще оборотни бывают, кроме хорь… фурий? — я не выдержала и хихикнула, вспомнив пушистую лапочку в такой трогательной "полумаске". Зверюг из него вышел очень красивый. Черно-шоколадной расцветки с белыми подпалинами и светлым узором-маской на моське. Так бы и затискала… ну нет уж, человек мне все-таки нравится больше. В смысле, человеческий облик. И тискать тоже приятно, и… кое-что другое.
Владис посмотрел на меня обиженно. Наверное, вспомнил, как я вчера веселилась при виде его гордого феерического фуирически зверообраза. Но потом решил сменить гнев на милость:
— Ну, вот мой лучший друг превращается… — и он замолчал, опасливо покосившись в мою сторону, — переводчик утверждает, что у вас это зверя называют еж. Он реально страшный и весь в иголках!
Ну, он не зря опасался. Я представила "стррррашного зверя в иголках" так, как его рисуют в букваре: с грибочком или яблочком на страшных иголках. И упала на чертенка в пароксизме дикого хохота!
Потому что воображение пририсовало к огрибоченому ежику зверский оскал, патронташ крест-накрест, пулемет и почему-то малиновую в крапинку бандану. В таком виде ежик шел воевать на медведя, своровавшего яблочко.
Я подвывала в чертенка и поливала его слезами, и не могла внятно объяснить, с чего меня так накрыло.
— Не буду я тебе больше ничего рассказывать, — буркнул он обиженно, при этом поглаживая меня по волосам. — Ты реагируешь… неадекватно, хаискорт! А это мой лучший друг и двоюродный брат.
— Чертенок… ох… прости, я не нарочноооо… — завывала я, ну не могла остановиться и все. — При…охахах…принеси… ноут…хахахаааааааааааа… я тебе похахакажу….уууу….
Через минуту мне притащили стакан воды, а потом и ноут. Я немного успокоилась, даже не сильно облилась водой, когда меня опять догнало во время питья. Но это так, мелочи.
Чертенку был продемонстрирован букварь, сказки Сутеева и, как заключительный аккорд, "Ёжик в тумане".
— Переводчик ошибся, — надувшись, как мышь на крупу, объявил Владис и отвернулся. От меня и от ноута.
— Точно? — почему-то усомнилась я. — Вообще-то ежики и у нас хищники. А яблоки накалывают на иголки потому что… ээ… — тут я засомневалась, что чертенку понравится объяснение, но махнула рукой и продолжила: — Потому что они ужасно блохастые и вообще в их колючках множество всякой кусачей сволочи живет. А яблочный сок кислый, убивает паразитов. Вот, смотри, это не детская сказка, а просто фильм про настоящего лесного ежика. А еще бывают степные, ушасты… — я опять захрюкала, изо всех сил зажимая рот ладонью.
— Не хочу я про ваших ежиков… блохастых смотреть! — возмущенно фыркнул Владис. — Алексис — не блохастый!
— Да я верю, — смех поутих, осталась только улыбка до ушей. — Наверное, оборотни какие-то особенные. Просто у нас это очень маленький и совершенно безобидный зверек, его часто ловят и приносят домой дети. Или просто подкармливают молочком. Не дуйся, чертенок, вот твой хорь… фурия, раза в четыре крупнее наших хорьков, которых дома держат. Наверное, и ежики у вас большие и страшные.
— И. Не. Бло-хас-ты-е! — грозно по слогам произнес Владис.
— Наверняка! — согласилась я. — А почему так сложно превращаться? Это у всех так, или ты просто отвык?
— В смысле "сложно"? Это проще простого! Надо сосредоточиться и…
— Не на… — я не успела. И теперь, открыв рот, смотрела на развалившегося под одеялом зверюкина, который возлежал точно в той же позе, что Владис секунду назад. — Ты что наделал, хорек ты безмозглый? — растерянно спросила я.
На меня радостно засвистели, поблескивая черными глазками, и тут же снова появился Владис. Словно изображение на экране мигнуло, рррраз и все.
Я выдохнула. Закрыла глаза и секунду посидела, слушая, как сердце отчаянно долбится в грудную клетку, явно возмущенное такой беспардонностью хозяйки, то и дело шыряющей по нему ударными дозами адреналина.
— А если бы опять, как вчера, заклинило? — тихо спросила я у довольно улыбающегося Владиса. — Ты… напугал меня. Ты хоть думай немножко…
Владис напрягся, нахохлился и буркнул:
— Но ведь не заклинило же?!
— Ага… — согласилась я, чувствуя, как у меня совершенно по-детски начинает надуваться нижняя губа. Верный признак, что ребенок сейчас заревет, как образцово-показательная пароходная сирена. Приехали… нервы ни к черту, хотя если задуматься, то ничего удивительного. После таких приключений. Не, так не пойдет.
— Я испугалась, — повторила, подвигаясь вплотную к успевшему сесть чертику, обхватывая его поперек туловища и утыкаясь носом ему в грудь.
Владис обнял меня и прижал к себе, очень бережно, как будто я хрустальная.
— Ну поорала бы снова, ногами бы потопала… Миадерпиан попугала бы… Зато пороть меня не надо было бы вечером, — он вроде как шутил, стараясь меня развеселить, а голос виноватый.
Я хлюпнула носом и все же улыбнулась, не отлепляясь от теплого и уютного чертенка.
— Когда это я топала? Я только немножко… об стол градусником постучала, подумаешь…
Ну, вот как-то так постепенно жизнь и вошла в колею. Оголодавший после превращения Владис через пять минут рванул на кухню, где извел последние макароны, и срочно засобирался за покупками. Я, очень кстати, вчера взяла новый заказ и получила аванс, так что хорькочерт умелся за едой и курткой, нацепив временно еще что-то из старого Лешкиного гардероба. Вот знала я, знала, что это не бардак в кладовке, а полезные припасы на особый случай!