Госпожа поневоле или раб на халяву
Шрифт:
Нет, утром он не сопел под боком… он мучительно стонал, мечась в забытьи, весь исчерченный страшными кровавыми рубцами. От его стона я и проснулась. Господи! Чертенок! Что они с ним сделали?! Так, спокойно, без паники. Главное — живой. Главное — он здесь, со мной, и больше его никто пальцем не посмеет тронуть!
Первым делом я опять полезла в договор и потребовала повышения регенерации. На что мне каллиграфически выписали: "Функционал особи восстановлен полностью". То есть, к вечеру заживет, если я правильно помню. Уже хорошо, но до вечера еще ждать и ждать, а больно ему сейчас.
Напоила раствором солпадеина, сделала примочки на самые страшные рубцы, особенно на развороченное — судя по ране, когтями — бедро. Суки… убила бы.
Напоенный лекарством и бульоном чертёнок задремал, я устроилась рядышком, держа его за руку и тихонько поглаживая кончиками пальцев по плечу. Оставлять его одного было страшно, даже на пять минут, так что за лекарствами и прочим я металась на первой световой.
Только я пригрелась и немного успокоилась, как мне на руку вдруг влезло… вползло… что-то холодное и зеленое, выбравшееся из под лежащего ничком чертика.
Я не заорала по двум причинам: голос просто отнялся и чертенка нельзя было пугать воплями. Так что хорошо, что отнялся. А зеленое вылезло окончательно. Маленькое и совсем не страшное. Ящерка. Пучеглазая такая, нескладная. На кого-то здорово смахивающая. Точно, это же хамелеон! Только странный какой-то. Пучеглазие вполне штатное, две штуки, но с ресничками. А вдоль спины три яркие полосы — красная и синяя по краям и ярко-золотая в центре.
— Градусник?! — не веря себе, спросила я у зеленого чуда. И оно радостно закивало в ответ!
И тут мне стало не до ящеров и не до градусников, потому что чертенок пошевелился, и я заметила, что так напугавшие меня кровавые полосы почти исчезли с его тела. А он тем временем с тихим вздохом перевернулся на спину, чуть не придавив Градусника. Тот пискнул и поспешно удрал ко мне на плечо.
Владис:
Полностью в сознание я пришел у себя… да, хаискорт! У себя дома! Я — идиот последний… Дом — это не то место, где ты родился и вырос, дом — это там, где тебе легко и хорошо.
А еще… Еще я понял, что совершенно не хочу мстить. Может быть, эта цель и была неплоха, чтобы выжить и не сойти с ума… Хотя можно было мечтать о том, чтобы выжить и добиться того, чтобы стать счастливым. Назло всем. Правда, кому "всем"? Быть счастливым, чтобы кому-то стало хуже от этого?
Много я про всех думал, пока жил здесь… с мышкой? Я просто был счастлив! Ради самого себя, а не вопреки и назло.
Я почувствовал, как по мне пробежало что-то мелкое и… холодное. Открыл глаза и уставился на странное животное, маленькое, мерзкое, зеленое, пучеглазое, с отвратительными лапками с тремя пальцами… но почему-то смотрящее на меня вполне разумным, черти мой мозг спаси, взглядом!
И тут же я почувствовал другой взгляд, родной, и виновато улыбнулся:
— Прости…
Аленка улыбнулась мне в ответ, дрожащими губами, и вдруг закрыла ладонями лицо. Ее просто затрясло в отчаянных рыданиях.
— Ну чего ты, — я привстал с дивана и притянул ее
Ужас и пакость возмущенно запищал, вцепился в мое плечо крошечными, но острыми коготками и вдруг выстрелил длиннющим розовым языком, щелкнув меня по носу липким кончиком.
Я схватил это зеленое нечто поперек туловища и кинул с размаха… в диван. Оно зашлось истерическим писком и сменило цвет с ярко-зеленого на пунцово-красный.
— Ой! — Алена даже оторвала от меня заплаканное лицо и обеспокоенно прищурилась на писклявую красную гадость. — Чертенок, это же градусник!
— Вот ведь как его жизнь-то скрючила, — хмыкнул я, с удивлением глядя на снова зеленеющую дрянь.
Аленка вытерла слезы, шмыгнула носом и протянула чудику ладонь, на которую тот и взобрался, неодобрительно кося одним глазом в мою сторону, а вторым глядя на мышку вполне благосклонно.
— Мне так больше нравится, — вздохнула Алена и погладила зеленое чудовище мизинчиком вдоль спины. — Смотри, у него полоски, а делений нет. Это значит, что мучить чертенка больше не нужно, правда, Градусник?
И оно кивнуло!
Я быстро соскочил с дивана, оглядел себя, убедился, что на теле не осталось никаких напоминаний о моей встрече со Светлыми. Рванул на кухню, схватил первый попавшийся нож и полоснул им по ладони, оставляя глубокий порез… почти сразу затянувшийся и ставший тонкой полоской… исчезающей и сливающейся с кожей.
Я положил руку на стол и замахнулся…
— С ума сошел? — на меня с воплем кинулась вбежавшая следом мышка и повисла на руке с ножом. — Ты что творишь?!
— Проверяю регенерацию, — я приобнял Алену и отбросил нож на стол. — Знаешь, когда у тебя так давно что-то важное было заблокировано и ты понимаешь, что его вернули… немного сходишь с ума. Извини.
И я тихонько попробовал передвинуть на полке хлебницу, пока мышка не видит. Получилось! Теперь приподнять…
— Да… конечно. Это здорово, наверное, — Аленка вдруг покачнулась и вообще стала… Нет, она и так не радовала здоровым румянцем, а тут стала совсем белая. Даже губы побледнели. — Извини… чертенок… я немного переволновалась, — прошептала она виновато, почти повисая на мне. — Ты пропал… так неожиданно и… без предупреждения… я…
Мышь еще раз мягко качнулась и начала плавно оседать на пол. Марбхфхаискорт!
Подхватив Алену на руки, я быстро отнес ее на диван. Никогда раньше не видел никого в обмороке!
Я попытался вспомнить самые первые способы борьбы с этой напастью. Нюхательная соль? Откуда она у мыши? По лицу похлопать? Жалко…
Пакость грустно мельтешил по бессознательному телу. Я задумался… Холодное приложить? Это вроде не от обмороков. Черти тут все этой самой солью посыпь… Может, и правда дать что-то резкое нюхнуть? Уксус, например?