Госпожа следователь
Шрифт:
— Очень просто. Мычала себе что-то под нос, и все дела. Одно слово, убогая. Я ее и не трогал. Ну, думаю, пусть уж ночует по подвалам, раз деваться ей некуда. Вреда от нее не было, и ладно… Алле, вы меня слышите?.. Вы куда-то пропали, алле!..
Дежкина застыла, направив взгляд немигающих глаз на серую стену напротив.
Стена была абсолютно гладкая и чистая, ровно выкрашенная масляной краской.
«Алле!., алле!..» — возбужденно журчала трубка, но следователь не реагировала.
Она вспомнила скорчившуюся обгорелую фигуру в углу
Вот какая странность не давала покоя Клавдии все это время. Голосистая Ирина Журавлева, любовница Черепца, должна была орать так, что звенели бы стекла соседних домов, а из пылающей квартиры Харитонова не донеслось ни звука.
Итак, картина преступления сразу обрела ясность и законченность.
Обгорелые трупы должны были засвидетельствовать, что дело чисто и имел место всего лишь трагический случай.
Хозяин с подружкой сгинули в пламени, и кто усомнится, что тела принадлежали другим!..
На руке мужчины обнаружился оплавленный браслет часов, которыми так любил похваляться Хорек.
На голове женского трупа запеклись остатки синтетического парика, непременной принадлежности туалета Журавлевой.
Бомжихи в париках не ходят, а у хронических, беспробудных алкоголиков нет дорогих браслетов.
Взрыв, происшедший в квартире, казалось, уничтожал последние улики.
«Что мы имеем в итоге?» — задавала себе вопрос Дежкина.
Харитонов и Журавлева, разыскиваемые по смехотворному делу о пропаже дворняжки, поджигают дом и организуют двойное убийство, дабы замести следы.
Конец с итогом не сходится, как сказала бы бухгалтерша Симочка, выдающая зарплату всему составу прокуратуры.
Что может замкнуть цепь, на полюсах которой — убийства и похищенная собачка по кличке Фома?..
Рэйдж?
Клавдия медленно опустилась на стул.
Черепец сказал, что Фома обучен редкостному делу: он способен обнаружить среди сотен запахов единственный искомый.
Похищенная собачка… пропавшая Журавлева, обслуживающая чуть не весь столичный хай-класс… взрыв и пожар на квартире ее любовника — и, надо думать, сообщника — Дениса Харитонова… трупы мужчины и женщины, которые должны были, по мысли преступников, сбить следствие со следа…
Из-за чего случились все эти события, временами комические, а после трагические, если не из-за рэйджа!..
— Спасибо, — сказала Дежкина в трубку, — я вам перезвоню.
Вероятно, участковый Александр Борисович был весьма изумлен подобным исходом разговора и еще долго сжимал в руках коротко попискивающую трубку, вращая в недоумении своими огромными глазами-шарами.
А Клавдия уже направлялась на третий этаж, к кабинету горпрокурора.
10.09–12.17
Слесарь Митя возился у дверей приемной, снимая прежнюю табличку и водружая на ее место новую.
Рядом охала и вздыхала Люся.
Одного взгляда на секретаршу было достаточно, чтобы понять: случилось наконец то, что и должно было случиться.
Власть сменилась.
Всеволод Константинович Самохин, управлявший коллективом городской прокуратуры, оставил грозный пост.
«Стасюк Роман Тарасович», — гласила новая табличка.
Люся закатила глаза и всхлипнула.
— Ничего, — сказала Клавдия, — не переживай. Цари уходят, а свита остается.
— Хорошо тебе говорить! — запричитала секретарша, направляясь к столу, на котором царил непривычный беспорядок — в полном соответствии с настроением хозяйки. — Тебе-то что! — прибавила она, наливая из графина воды и запивая таблетку. — А мне Всеволод Константинович был как отец родной, и что я теперь без него буду делать!..
Она повалилась в кресло, горестно закрыв лицо ладонями.
Клавдия терпеливо пережидала.
Уж кому-кому, а ей — как, впрочем, и всем остальным сотрудникам прокуратуры — было отлично известно, как воевали меж собой Самохин и его верноподданная Люся.
Нередко даже в дальних закоулках здания отражался зычный глас прокурора, мечущего громы и молнии, и Люся вылетала из приемной как ошпаренная, и выла на бегу, и вопила, правда полушепотом, что такого деспота и самодура еще свет не видывал, и пусть он поищет себе какую-нибудь бестолковую дуреху в секретарши, и она посмеется, когда дуреха даст Самохину отлуп по полной программе.
— Я не я буду, — тараторила Люся, изливая душу очередному сослуживцу и жалостливо заглядывая при этом в глаза, — если она не даст оторваться этому старперу, и тогда он все поймет!..
Выходит, не судьба была понять бывшему начальнику, какая редкостно замечательная работница ходила у него в секретаршах.
— Ну и как тебе новый? — поинтересовалась наконец Клавдия.
Люся заскулила, точно от зубной боли.
— Лысый, — сообщила она, как припечатала, — и в очках. Мне не понравился.
— Он на месте?
— А? Да. Бумаги разбирает. — Глаза секретарши вдруг сузились. Профессиональным чутьем Люся почувствовала подвох. — Не пущу, — объявила она, выпятив грудь и позабыв о прежнем упадническом настроении. — Роман Тарасович занят. Дайте хоть человеку обосноваться на новом месте, ей-богу!
Клавдия усмехнулась.
— Люсенька, ты никогда не задумывалась, что у нового начальства и методы могут быть иными?
— В каком смысле? — насторожилась Люся.
— По-моему, мне говорили, что Стасюк не любит проволочек. У меня срочное дело, а ты пытаешься его притормозить. Представь, что через два часа прокурор сам вызовет меня и спросит, почему я не явилась к нему раньше… а я скажу: «Люся не пустила…» А?..
Секретарша помолчала, лихорадочно осмысляя ситуацию.
Если честно, Клавдия ни с кем и никогда не общалась по поводу привычек Стасюка, но это «по-моему» делало маленькую вынужденную ложь и вовсе невинной.