Госпожа сочинительница
Шрифт:
Однако разговор с Гоголем, который увидел в поэме политические намеки, открыл ей глаза. Ростопчиной захотелось причислиться к «передовым». Недолго думая, она посвятила свою балладу «Мысленно — Мицкевичу», чем априори придала ей однозначный и одиозный политический оттенок.
А Гоголь посоветовал:
— Пошлите в Петербург: не поймут и напечатают… Вы не знаете тупости нашей цензуры, а я знаю. Пошлите!
Политическое тщеславие заело графиню Евдокию Петровну, и она отправила стихи в «Северную пчелу». Было тут и еще кое-что: ей хотелось поразить своей смелостью Андрея Николаевича Карамзина!
В это самое время до нее дошло известие, которое стало для нее новым ударом и вновь навело на мысль о своей неудавшейся жизни: ее бывший возлюбленный (на возвращение которого Евдокия Петровна не переставала надеяться!) бросил наконец-то беспутный холостой образ жизни и решил жениться.
И на ком, о господи?! На Авроре Демидовой, урожденной Штернваль!
Более зловещей спутницы жизни он выбрать не мог… ну вот разве что женился бы на самой Смерти. И это при том, что более очаровательного и добродетельного существа невозможно было бы отыскать при всем желании…
Ее безукоризненная красота обладала даром сводить мужчин с ума.
Нам сияет Аврора. В солнце нужды нам нет: Для души и для взора. Есть и пламень, и свет!— писал о ней Петр Вяземский.
Однако она считалась воистину роковой женщиной. В юности у нее был жених, который погиб за несколько дней до свадьбы. Ну что ж, всякое случается на свете, даже такие печальные истории! Кавалеры не оставляли печальную красавицу ухаживаниями, и вскоре Аврора дала слово выйти за Александра Муханова, приятеля Пушкина. Однако — вновь за несколько дней до свадьбы, на холостяцком ужине, — он умудрился простудиться так, что через несколько дней умер от воспаления легких. Женихи стали избегать ослепительной, но опасной красавицы. Однако знаменитый богач, уральский заводчик Павел Николаевич Демидов, член Петербургской академии наук, решился-таки рискнуть — и ему вроде бы повезло: он получил согласие Авроры, свадьба прошла благополучно (среди многочисленных подарков молодая жена получила от мужа знаменитый алмаз Санси, сокровище поистине баснословное!). Потом госпожа Демидова родила сына, которого тоже назвали Павлом… Но ревнивый Рок не оставлял в покое мужчин этой красавицы! Спустя шесть лет после свадьбы Павел Николаевич неожиданно (в месяц!) сгорел от скоротечной чахотки.
С тех пор лето и часть осени госпожа Демидова проводила за границей и на Урале, где она довольно успешно управлялась с громадным наследством мужа, а зиму и весну — в Петербурге, в своем особняке на Дворцовой площади. Она уверяла, что решилась совершенно посвятить себя воспитанию сына, что не помышляет о замужестве, да и грех даже думать о таком ей, невольной причине смертей стольких мужчин!
Графиня Евдокия хорошо знала эту печальную красавицу и вроде бы даже сочувствовала ей, но в ее отношении к Авроре всегда ощущался оттенок настороженности. Может быть, дело было всего лишь в чисто женской зависти к красоте безусловной, ошеломляющей, над которой не властно время? Или это было предчувствие той роковой роли, которую Аврора сыграет в жизни самой Евдокии Петровны?
О, конечно, в такую красоту невозможно не влюбиться. Да и Андрей Карамзин давно уже не принадлежал графине Евдокии, она даже и право на ревность утратила. Однако известие об этом браке не только измучило ее припадками лютой ревности (отвратительным казалось все, а особенно то, что Аврора старше нового мужа на восемь лет), но и напугало до полусмерти. Графиня Ростопчина билась в рыданиях, которые вынуждена была таить от всех, беззвучно выкликая:
— Она тебя погубит! Кто угодно, только не она!
Евдокия Петровна была убеждена в этом так же, как и в том, что сейчас живет в Риме. Она немедленно написала Андрею Николаевичу отчаянное письмо, умоляя не вступать в брак с женщиной, которая непременно станет причиной его погибели, однако ответа не дождалась. Конечно, Карамзин счел ее письмо обычным бредом ревнивой, влюбленной, покинутой женщины, которая во что бы то ни стало хочет очернить счастливую соперницу.
Ну что же, через какое-то время до Ростопчиной дошло известие о свадьбе. Потом — о том, что Карамзины уехали на Урал, в Нижний Тагил, где у Андрея Николаевича замечательно идут дела по управлению заводами его предшественника Демидова.
Евдокия Петровна не верила. Ей казалось, что люди, которые передают ей эти вести, нарочно лгут, чтобы ее помучить. Вся жизнь казалась ей теперь неким увядшим букетом, некогда роскошным. Она ничего, ничего не видела в жизни для себя…
В день праздника сердца, любимой рукою. Душистый букет, ты ко мне принесен. И принят в восторге, с улыбкой, с слезою. И нежной заботой моей охранен. Цветешь, украшая приют мой заветный. Мне теша и чувства, и душу, и взгляд! Как радуга, листья твои разноцветны. Как люди, живут они, дышат, дрожат; И ведают радость, когда их лелеет. Луч солнца златого, и страждут, когда. Их стужа коснется… Но день вечереет, — А завтра для них разрушенья чреда. Придет роковая!.. Поблекнут… увянут!.. Но прежде, в бессмертной душе, в краткий час. О! сколько напрасных стремлений устанут! И сколько надежд отцветут, совершась!..От всех этих мучений тошно сделалось оставаться в Италии. Ростопчиной хотелось домой, чтобы самой убедиться: не может, ну никак не может Андрей быть счастлив с кем-то. Он уже раскаивается, что скоропалительно бросился в объятия этой погубительницы мужчин…
Евдокия Петровна заставила мужа готовиться к возвращению. Впрочем, граф Андрей Федорович и сам уже заскучал в стране музеев, круглосуточных серенад и утомительного солнца. А жгучие брюнетки ему никогда не нравились — за исключением собственной жены.
Но едва Ростопчины вернулись в Россию, как на Евдокию Петровну обрушились два удара. Во-первых, она узнала, что слухи о счастье Карамзина с Авророй были, увы, верны. А во-вторых, ее баллада «Насильный брак» принесла Ростопчиным сюрприз пренеприятнейший!
Гоголь отчасти оказался прав: поначалу ничего страшного в напечатанной в «Северной пчеле» балладе никто не заметил. Но, на беду, какая-то досужая французская газета поместила толкование стихотворения. Третье отделение стало отбирать у подписчиков «преступный» номер «Северной пчелы», имя Ростопчиной сделалось известно в таких читательских кругах, где о ней раньше никто не слышал…
Ах, как обрадовала бы ее эта известность месяца на два раньше! Теперь же собственный поступок казался ей нелепым, баллада перестала нравиться. К тому же грянул скандал, и последовали санкции…
Едва графиня Ростопчина объявилась в Петербурге, ее вызвал шеф жандармов граф Орлов и объяснил причины недовольства государя. Наказанием стало удаление из столицы. Разгневанный Николай I запретил автору впредь показываться при дворе.
Евдокия Петровна поверить не могла в такую монаршую немилость! Она проигнорировала волю Николая и явилась без приглашения на бал, надеясь, что почтение, которое ей там будет по старой памяти оказано, как знаменитой поэтессе, смягчит сердце Николая.