Госпожа ворон
Шрифт:
Получив ответ, Удгар предложил сыну отправиться с переговорами в Кольдерт. Но тот решительно отказал:
— Я хочу, чтобы Нирох сгорел в пламени. Если я когда-нибудь ступлю на землю Иландара, то только с мечом наголо.
В дверь робко постучали, и в комнату, слегка отогнув от тяжести живота спину, вошла Ришильда. Было далеко за полночь, и мужчины обеспокоились — отчего она не в кровати в такое время? Только с ней, упаси Мать, не хватало сейчас забот.
— Ришильда, ты почему не спишь? — спросил Агравейн сразу. — Что-то случилось?
— Да, — незначительно кивнула она. — И с тех пор, как это случилось, ты тоже совсем не спишь. Я не могу позволить себе тревожиться из-за
"Твой муж сам знает, что делать" — устало подумал Агравейн, но вслух огрызаться не стал: веки и впрямь наливались такой тяжестью, как если бы весь дворцовый мраморный свод свалился на Молодого короля в одно мгновенье. Да и прошлый опыт показал, что пренебрегать спокойствием Ришильды в беременность нельзя.
Агравейн окинул взглядом жену. Сегодня ей было уже шестнадцать, но, как ни крути, перед ним стояла та же маленькая тринадцатилетняя девочка, на которой он когда-то женился, только чуть более оформившаяся. Невысокая, даже ниже Шиады. Худые руки были нарочито вытянуты вдоль тела. Худые ноги, казалось, едва выдерживали вес остального туловища. Нормальные женщины раздавались от беременности, но Ришильда тощала на глазах. У Агравейна при каждой с ней встрече возникало чувство, будто весь вес супруги переползает на живот. Пока она спит. Как дюны в пустыне, песчинка за песчинкой. А вместе с весом переползают и все ее крохотные силы. Со стороны отца было неразумно настаивать на их свадьбе, в бесконечный раз покостерил Железногривый Старого короля. Ришильда ни дать, ни взять, ребенок.
Агравейн поднялся, подошел к жене. Осторожно положил руку на живот. Этот ребенок вынашивает его собственное дитя, и в стране, которой нужен наследник, оправдываться детством не приходится.
— Ты права, пойдем спать.
Агравейн кивнул отцу — "Потом договорим" — и вывел супругу в коридор.
Ришильда сглотнула слезы: в детстве она мечтала, что ее мужем будет высокий, молодой красавец, браво восседающий на гарцующем коне и воздевающий острие стального клинка к небу, так, чтобы в нем переливались ослепительным блеском солнечные лучи. Такой муж сражался бы за ее честь, носил бы ее на руках и благодарил за детей, которых она бы ему родила…
Мечта сбылась: она замужем за Агравейном Железногривым, которого алчет всякая девушка и женщина в Этане. Он как во сне красив, несмотря на шрам на лице, сделавший его еще желаннее; он силен, и лучший воин из всех; он многократно носил ее на руках; он даже поблагодарил за того ребенка, что не прожил и дня. Но она как была для него никем, так и осталась. Роди она ему даже пять, даже десять детей, это ничего не изменит.
Добравшись до лестницы, Агравейн, как делал часто в последний месяц, подхватил Ришильду на руки и поднялся на два этажа. Вошел в спальню, уложил жену, укутал одеялом и лег рядом. Что ж, хорошо, что он так давно измотан и печален: сейчас от усталости он, кажется, впервые за много дней просто отключится.
Когда Агравейн заснул, Ришильда, неуклюже елозя, поднялась с ложа и, закутавшись в плед, села поближе к камину. Хотя было тепло, в последние дни ее знобило: не то от перемен в организме, не то от страха предстоящего разрешения, не то еще почему.
Ну, вот, с грустью усмехнулась молоденькая женщина, Агравейн опять пронес ее на руках, да только что толку, если не любит ее ни на грош? В мечтах девочки из княжества Водолея верхом на белоснежном жеребце навстречу ей гарцевал Герой. Но герои любят славу, битвы и кровь. А девочкам, мечтающим о счастливой семье, нужен любящий муж. Ришильда усмехнулась — правы жрецы Праматери: мы создаем окружающий нас мир собственными надеждами, страхами и мечтами.
И мечтать надо правильно.
Глубокой ночью, завершив ритуалы поклонения Нандане, Шиада зашла в гостевую, куда расселила Линетту.
Гостья снова металась по кровати, призывая то Гленна, то Праматерь, то Неллу, то ее, Шиаду. Или не ее, а божество? Пожалуй, уж так. В последние дни жрица все время бредила во сне. А, может, и видела что-то.
Линетта оказалась слабее, чем следовало ожидать: слишком сильно переживала происходящее. Ее обижала несправедливость по отношению к староверам в столице. Она всей душой мечтала остаться в объятиях Гленна, но запрет Первой среди жриц был неукоснителен и непреложен, и этот мучительный выбор терзал ее. Ей отчаянно не хватало единственной подруги, о смерти которой сообщили несколько дней назад. Она мало знала о жизни, и даже сбежав из столицы по приказу Неллы, не сразу нашла нужный путь. Она не Вторая среди жриц, и у нее нет привычки (пусть даже позабытой) путешествовать. Праматерь отвела ей скромную участь умереть в том углу, где родилась или выросла — как и большинству людей. Поездки утомили Линетту и напугали. Ее жреческие силы не так велики, чтобы обездвиживать людей или скрываться из виду, когда это нужно. Она говорила, что, судя по всему, ухитрилась заехать во владения барона Одоара, потом в Утсвок, а потом вообще к границам графства Гудан, и только там ей указали, куда следует двигаться.
Узнав о смерти Виллины и исчезновении Гленна, Линетта перестала есть, почти все время дрожала и закусывала губы, как если бы хотела расплакаться. Она казалась одичавшей от странствия — мало ли что с ней сделали в дороге? — и не подпускала к себе никого из слуг, чтобы помочь помыться или переодеться. И даже когда Шиада предложила собственную помощь, с перепуганными глазами Линетта схватилась за горловину платья и отступила на несколько шагов.
Бедный ребенок.
Шиада присела на кровать рядом с гостьей: у нее холодные руки и их касание успокаивало многих. Жрица провела Линетте по лбу…
И бесшумно вскочила с постели. Замерла, нахмурилась. В душу мало-помалу закрадывалось самое страшное подозрение.
Осторожно, чтобы не потревожить, потянулась к молодой жрице, невесомо коснулась одеяла и чуть отодвинула край, распустила шнуровку сорочки и чуть оголила грудь. Ей не кажется ведь?
Шиада поднесла чуть ближе к женщине свечу, которой освещала себе путь ночью. Так и есть: сыпь.
— Гленн, — Линетта дернулась в кровати, и от неожиданности Шиада едва не выронила подсвечник. — Гленн. Не уходи. Постой, Гленн.
Шиада поднесла к лицу жрицы светильник. Разумеется, невозможно заставить человека высунуть язык, но Шиада все равно подчинилась нелепой затее. От огонька Линетта открыла глаза, морщась.
— Ши… Шиада?
Шиада с силой дернула ворот сорочки, бегло оглядев грудь гостьи. Вскочила, отступила на несколько шагов от кровати и металлическим голосом спросила:
— Зачем ты приехала?
— Что? — не поняла жрица. — Шиада, я…
Вторая среди жриц мотнула головой.
— Тебя сожгут. Стража.
Линетта попыталась вскочить с кровати и выбежать в дверь, а заслышав топот солдат, бросилась к окну, как вдруг замерла в нелепой позе. Шиада стояла, не сводя с нее глаз, пока не подоспела стража.
— Заколотите окно и заприте дверь. Не давайте ей выйти отсюда и не приближайтесь. Она заразна.
— Как прикажете, — отозвался солдат, с опаской отодвигаясь от Линетты.
Шиада смогла удержать жрицу недвижной, пока окно не заколотили широченными досками.
— За что, Шиада, — Линетта кинулась жрице в ноги, едва та сняла заклятие.