Госпожа ворон
Шрифт:
Дайхатт встрепенулся:
— Как вы вообще оказались в оазисе этого Фарнэ?
Бану, поднявшись, оглядела Дайхатта не без интереса. Что за каша у него в голове?
— Ну сначала на корабле, потом на верблюде, — бесцветно ответила она, устраиваясь в своем седле.
Большего ждать бессмысленно, понял Дайхатт и вдруг с ужасом осознал, что танша совсем не отдыхала.
— Тану, вы же…
— Оставьте, тан. У вас на лице все написано. Едем.
Она железная что ли?
Знакомство ясовцев с верблюдом оказалось весьма необычным. Животное
— Не животное, а сюрприз, — без конца бурчал Аймар, поджимаясь и вздрагивая всякий раз, как верблюд под ним чуть оступался или проседал в каком-нибудь колене.
Ясовцы забеспокоились в первый раз, когда услышали треск змеиной трещотки и поняли, что Шант едва не наступил на гюрзу. Когда вдалеке всплыл мираж, затревожились сильнее. Но когда от долгого перехода (путь к следующему оазису занял больше десяти дней), у верблюдов стали дряблеть и обвисать горбы, Дайхатт запаниковал всерьез.
Однако — молчал.
Мужчина не жаловался ни на страшный холод ночами, ни на жажду. Сказывался боевой опыт.
Только вечером следующего дня Бансабира подняла руку, останавливая остальных. Измочалены были все, а сама танша, не знавшая отдыха слишком долго, просто зашаталась в седле.
— Зачем так загонять себя? — подсаживаясь к танше на биваке, спросил Аймар.
— Несколько причин, — отозвалась Бану, принимая из его рук мех с водой. Двое других принялись доставать из запасов вяленое птичье мясо. — Во-первых, уезжая из Зобора я взяла еды чуть больше, чем только на себя. Иначе стало бы очевидно, что я планирую обходиться с вами лучше, чем с рабами. А это — слежка, погоня и рабство. Видите ли, тан, Фарнэ был прав, сказав как-то, что мы, Клинки Богини, не так уж отличаемся от рабов. Действительно, наше отличие в том, что мы выгрызли свою свободу у всех, кто надеялся нас ее лишить. Но, в некотором смысле, нам не привыкать биться на аренах, а все выходцы Храма Даг с номером выше двадцатого, делают это неплохо. Так что заработать на нас можно очень хорошо.
Дайхатт деловито кивнул и тоже приложился к питью.
— А во-вторых? — спросил после.
Бансабира уставилась на мужчину проницательным взглядом:
— С вашего верблюда тоже ведь шерсть лезет клочьями?
Дайхатт нахмурился — и как это связано? — и изрек:
— Ну да.
— Через пару-тройку недель, и у этих молодцов начнется срок размножаться. Поверьте, безумного нара по весне не остановит и бравая сотня, не то, что один человек.
— Тогда почему вы не купили верблюдиц?
Бану поглядела с озорством в глазах:
— То есть самок, которые регулярно приумножают стада и ежедневно приносят бидоны свежего молока? В Ласбарне верблюжье молоко на вес золота. Так что шансов купить верблюдицу не представлялось ни у Фарнэ, ни там, где я купила Шанта. Да и к тому же: будь тут самка, Шант бы уже одурел. Словом, надо поскорее достичь той полосы, где можно будет снова обменять двугорбых на лошадей. Рассиживаться нет времени.
Будто давая понять, что разговор окончен, Бансабира наскоро перехватила пару кусков мяса, влезла на Шанта и, прежде чем пустить его вперед, обвязала голову черным платком, скрыв все, кроме глаз.
— Ветер усиливается, — обронила она, оставляя решение следовать примеру остальным. — Но до наступления темноты надо пройти еще хотя бы фарсангу.
Аймар не стал уточнять, что за фарсанга такая и просто влез в седло.
Той ночью сторожевое охранение взяли на себя мужчины. Бансабира проспала девять часов.
Путешествие было молчаливым.
Да и о чем говорить, думал Дайхатт, глядя, как Бану, ловко орудуя обычным боевым ножом потрошит одну из змей, убитую этим утром. Ей казалось, она и не вспомнит, что делать с гадюками, но пальцы будто все делали сами, по старой памяти.
У них нет ничего общего, продолжал размышлять Аймар, никаких дел, связей. Расспрашивать ее о чем-то бессмысленно, а, может, даже рискованно. С ним, таном Дайхаттом, она всегда отстраненно-вежлива, бесстрастна, безынтересна. Даже, когда он настиг ее после смерти Сабира, Бансабира выглядела более собранной и более дружелюбной.
Но дыма без огня не бывает, и народ нарек Бану и Хитрющей, и Злосчастной, и Кошмарной, и Матерью лагерей не просто так. Аймар видел и чувствовал это на себе — синяки от ее хватки на горле сходили дней десять. Хуже всего, что теперь он, Аймар, ей обязан. Да и прежние планы со свадьбой никто не отменял. Прежде он мог полагаться только на слухи и донесения разведки, теперь — сам начал догадываться, насколько твердая у Бану Изящной и рука, и воля. Это ценный союзник, и такими не размениваются ни по каким причинам.
Стало быть, решил, наконец, мужчина, надо наводить мосты.
Он поднялся с земли, а Бансабира как раз распрямилась над разделанными четырьмя змеями.
— Надо немного пересыпать их солью, в вашей сумке еще осталась, — сказала соратникам Дайхатта. — Полежат пару дней, и можно будет есть.
— Прямо так? — ужаснулся один из подданных Аймара.
— Я думала, после чечевицы Фарнэ вам все уже ни по чем, — спокойно заметила танша и принялась вытирать с перчаток голубую кровь.
Мужчины регулярно менялись в седле второго верблюда, справедливо рассудив, что Шанта Бансабира уступать не должна никому. Впрочем, на третий день Бану повелела идти всем четверым, чтобы "дать кораблям отдохнуть".
Отдохнули не только "корабли" — мужчинам тоже требовался перерыв. Сидеть между горбов было не удобно, и как бы гордо ни рассекал пустыню верблюд могучей махнатой грудью, от его раскачивающегося шага плохо сработанное седло подбивало зад. Кроме того, пустынный проходец оказался гораздо крупнее и шире лошади, и чтобы все время обхватывать его ногами требовалась хорошая растяжка, некоторая привычка и серьезная сноровка.