Госпожа ворон
Шрифт:
Шатенка судорожно сжалась, а Бану внутренне улыбнулась: нагнала страха достаточно. Впрочем, в ее словах нет ни тени лжи. Все будет именно так. Иттая растерла собственные предплечья, чтобы как-то вернуть себе ощущение реальности и только кивнула, соглашаясь — голос не подчинялся ни в какую.
— Тогда… — Ниильтах едва подала голос.
— А тебе придется выехать уже завтра, Ниильтах. Речь идет о местности у подножия Астахирского хребта. Лучше успеть до зимы, иначе пребывание там станет для тебя очень непростым. Тахбир говорил, вы не расставались прежде, поэтому попрощайтесь сегодня как следует. Можете побыть здесь, я приказала страже никого
— Да, сестра, конечно, — Ниильтах посмотрела на Бансабиру затравленно и даже немного обреченно. Было бы из-за чего так убиваться, подумала Бану.
Она встала, взяла загодя приготовленный теплый плащ и направилась к выходу, спокойная тем, что все ящики стола с важными бумагами заперты на замки, а мелкие ключики — на поясе ее платья. Кузины поднялись, склонившись в провожающем поклоне, потом снова переглянулись и уселись рядышком, близко-близко. Ниильтах забормотала что-то, потом всхлипнула, потом вздрогнула и заплакала, уткнувшись лицом сестре в колени. Иттая гладила светлую голову девушки. Она любила Ниильтах всем сердцем, но сейчас была, пожалуй, рада такому повороту событий. Их совместные тренировки под руководством Гистаспа стали совершенно другими в сравнении с началом. Перво-наперво потому, что иной стала сама Иттая. Долгое отсутствие генерала-альбиноса в чертоге помогло шатенке осознать многое. Теперь во время упражнений ее не веселило общество сестры и не подбадривало: ее раздражало, что Гистасп тратит свое внимание на кого-то другого. И сегодня, когда Ниильтах советовала Бансабире поскорее определиться с мужем, явно намекая и на Гистаспа тоже, Иттая могла только прятать уколы ревности в сердце, сглатывать возмущение и всеми силами игнорировать отчаяние.
Не бывать этому никогда.
Оказавшись за дверью и отдав приказ Нииму и его товарищу-новобранцу в охране, Бансабира направилась к боковым лестницам. Накинула бордовый шерстяной плащ, подбитый соболем. Неподалеку от выхода на внутренний двор тану встретился Русса. Расцвели оба.
— Куда это ты на ночь глядя? — брат широко раскинул могучие руки, приглашая любимую сестренку в объятия защиты.
— Хочу пройтись, — она вошла и тут же почувствовала сомкнувшееся кольцо вокруг талии и плеч. — Прогуляешься со мной? — Бансабира отстранилась совсем чуточку, чтобы иметь возможность глядеть брюнету в глаза.
— Как и все, что ты попросишь, — Русса коротко чмокнул тану в лоб, расцепил руки, поймал сестринскую ладонь и повел на улицу.
Морозный воздух пахнул в грудь, выдувая из легких спертый воздух замкнутого пространства. Они добрались до одной из смотровых площадок в правом крыле и замерли, задрав головы к небу. Обычно бастард являл собой пример человека, который надеется через сколько угодно сбивчивую речь донести до собеседника все чувства, клятвы, заверения. Но сегодня он молчал, твердо и безболезненно сжимая широкую ладошку сестры.
И этого было достаточно. Бансабира ему верила.
Наблюдая за отъезжающей сестрой, Бансабира ловила себя на мысли, что хотя бы со сроками Ниильтах затягивать не стала. Люди должны уметь действовать вовремя, когда им велено, а иначе на них нельзя полагаться. Впрочем, тут, скорее всего, подтолкнул Тахбир. Он уже уяснил эту черту танши, которую та явно унаследовала от Сабира Свирепого. И тем не менее, о надежности кузины говорить рано. Вчера Бану дала ей вполне развернутые распоряжения, но на деле приказ был всего один, и он прост. Если Ниильтах не справится с собой сама, ей помогут. Неспроста Бансабира отрядила кузине охрану под началом Одхана: рука у него знает только один жест, а сердце — только одного владыку. Даже если Ниильтах будет сопротивляться, манкируя положением, Одхан исполнит волю госпожи, не колеблясь.
Что-то в душе Бансабиры отозвалось хрустальным звоном от этого осознания. Если в твоем окружении нет ни одного человека, готового за тебя и умереть, и убить — ты ничего не добился в жизни.
Гленн старался останавливаться в самых неприметных местах и по самой острой необходимости. Держаться бездорожья и лишь к вечеру выходить на дорогу, чтобы добраться до какого-нибудь ночлега.
Его путь лежал на юг, к Ангорату или хотя бы, для начала, к Архону. И однажды, спустя неделю пути или около того, Гленн спешился у очередного кабака, где планировал провести ночлег. Но едва спешился и, взяв поводья, повел коня к привязи, на плечо легла рука.
И до того, как зазвучал голос, Гленн уже знал, кого встретил. Их родство не похоже на обычные семейные узы, и то, что их объединяло, было предопределением любых Богов, какие есть независимо от человеческой веры.
— Нирох назначил награду за твою голову, брат. В этой таверне сегодня остановился Тарон Ладомар, и он наверняка помнит твое лицо.
Жрец обернулся и, не думая, не вглядываясь, сомкнул крепкие объятия. Уже отвечая на такое теплое приветствие, из воздуха соткалась фигура в черном.
— Ал твой закат, Гленн из рода Тайи.
— Праматерь в каждом из нас, Вторая среди жриц.
Они разомкнули объятия, и только теперь Гленн заметил оброненный от его хватки посох у своих ног.
— Прости, — он подал орудие женщине. — Должен признать, непривычно видеть тебя с чем-то подобным, — улыбнулся жрец.
— Как и тебя непривычно видеть изгоем. Надо наколдовать чары, чтобы все видели не нас.
— Пожалуй, а то ты слишком приметна. Молодая красотка в черном с клюкой. Больше всего напоминает беглую монашку из гуданского монастыря, которую туда упек отец из-за слишком хорошенькой мордашки, чтобы она не заделала ему прорву незаконных внуков. А девица молоденькая, так что кровь берет свое, — посмеялся жрец.
— А учитывая, что я в компании мужчины, едва ли кто поверит, что ты мой брат. Ладно, — отсмеявшись, продолжила жрица. — Я обычно делаю так, — женщина сделала глубокий вдох, проведя рукой перед лицом слева направо.
Гленн поджал губы:
— Тебе не идет быть старухой. Знавал я одну, старуху Сик, до сих пор коробит от этой мерзкой бабки.
Шиада улыбнулась и указала подбородком на друида. Тот кивнул и повторил ритуальный жест — такой простой сейчас и почти невозможный в пору обучения.
— Скажем, — низким скрипучим голосом объявила Шиада, — что ты мой непутевый сын. И чтобы ты знал, терпеть не могу мужиков с белыми волосами.
— Да-да, и ворчишь прямо как старуха Сик.
Шиада улыбнулась, и Гленн, разглядев сквозь чары настоящее лицо кузины, вознес хвалу Праматери. Первое уютное, как дом, воспоминание за последние несколько лет. Только по тому, как жадно душа встрепенулась от теплоты этой встречи, Гленн понял, как в самом деле изголодался по родным людям.