Госпожа
Шрифт:
– Должно быть, в своей жизни ты много потолков перевидала.
– Не слишком много. Мне нравится быть сверху. Кроме Сорена, с ним я повидала много полов. Когда не была с завязанными глазами.
– Часто ты занималась сексом с моим мужем?
– Я не знала, что он был твоим мужем, пока мы с ним трахались. Это ты подстроила свою смерть. Не вини меня.
– Я не виню тебя. Я виню его и своего брата.
– Они тоже не знали, что ты жива.
– Я не виню их за незнание. Таков был план. Я виню их за беспечность.
Кровь в жилах Норы моментально превратилась в лед. Она почувствовала будто стоит
– Им было не все равно, - ответила Нора, подбирая слова.
– Ранее ты сказала другое. Ты сказала, что моя месть против них не работает. И ты пообещала историю в подтверждение. Я хочу услышать твою историю.
Черт... Нора уже ощущала, как ее овевает ветер, пока она приближалась к земле. Мари-Лаура приготовила хорошую ловушку, и она угодила в нее.
– Я сказала, что месть не сработала, потому что она не разлучила Кингсли и Сорена. Я не говорила, что им было наплевать.
– Для меня это одно и то же. Если моя любовь к кому-то убила бы моего брата, я бы ни за что на свете не хотела снова видеть этого человека.
– Да, теперь я вижу, как сильно ты любишь Кингсли.
Мари-Лаура наклонилась вперед и уперлась локтями в ноги. Подпирая ладонью подбородок, с опасным блеском в глазах, Мари-Лаура ответила лишь тремя словами.
– Расскажи мне сказку.
– Ты уверена, что хочешь слышать красочное повествование о том, как я трахалась с твоим братом?
– Ну, конечно же. Деймон, оставь нас. Она стесняется.
Днймон закончил с узлами на веревках Норы и оставил их одних в комнате. Мари-Лаура потянулась к прикроватной тумбочке и вытащила пистолет. Она положила его возле лампы и откинулась на подушки. Миленькая насмешка. Пистолет лежал дулом к Норе. Нора проигнорировала это.
– Устраивайся поудобнее, - сказала Нора Мари-Лауре.
– Эта история, как и секс с Кингсли, требует времени.
Четыре года... столько Элеанор ждала секса с Сореном. Слишком долго, по ее мнению, но опять же, зная ее, она бы позволила ему взять ее в первый же день их знакомства. Глупый священник был скрупулезным, да и его эта странная идея, что она должна быть полностью готова морально и эмоционально к тому, что означало делить с ним постель. Он именно так и сказал. Делить с ним постель. Так благородно... даже почтительно. Он никогда не говорил о «трахе». Он матерился лишь тогда, когда хотел кого-то намеренно спровоцировать или шокировать. Она же, в свою очередь, материлась как моряк с синдромом Туретта. Она никогда не говорила Сорену насколько сильно ей нравится то, как он говорил ей об их личной жизни, как заставлял чувствовать себя леди, обсуждающей секс в столь тактичных цивилизованных формах. Конечно же, так было до тех пор, пока они не стали любовниками, и тогда она поняла, каким полосканием мозгов были эти его разговоры. Вне спальни, он так и сыпал эвфемизмами и утонченностью. Как только она начала «разделять с ним постель», она открыла, что джентльмен в мирской жизни превращался в дикаря в спальне, внутри нее. Секс с Сореном был жестким, грубым и беспощадным, и она обожала его, упивалась им, не могла насытиться им, насытиться Сореном.
Спустя три месяца, с тех пор, как они стали любовниками, она лежала на его упругом животе, изможденная поркой, которую он ей подарил, и синяками после секса. Она сделала ошибку, произнеся очень опасное предложение очень опасному мужчине.
– Хотела бы я, чтобы вас было двое, - сказала она, целуя центр его груди, пока его пальцы скользили по ее ребрам.
– Я хочу этого каждую ночь.
Этим она имела в виду, что она любила его, любила быть с ним, подчиняться ему, видеть настоящего его, которого он прятал от всего мира, и который выходил лишь по ночам.
Но вместо того, чтобы рассмеяться над ее ненасытным желанием, подразнить ее насчет либидо, которое могло конкурировать с любым мальчиком-подростком на это земле, он просто ответил:
– Я поговорю с Кингсли.
Нора, тогда еще Элли или Элеонор, села в постели и уставилась на него.
– Вы не шутите, Сэр?
– Конечно, нет.
Она покачала головой, и ее глаза наполнили слезы.
– Я принадлежу Вам, - прошептала она и отчаянно и многозначительно выделила «Вам».
В уголках идеальных губ Сорена появился намек на улыбку, и в мгновение она оказался на спине под ним, ее запястья были прижаты над ее головой его стальными руками.
– Я иезуит, - напомнил он ей.
– Мы всем делимся.
Он широко развел ее бедра своими коленями и ввел в нее два пальца. И как всегда ее тело откликнулось на его прикосновение, даже против воли.
– Я не хочу быть ни с кем кроме вас. Я ждала вас.
– Она попыталась выскользнуть из-под него, но он крепко держал ее на месте. Путей к отступлению не было.
– Кингсли ждал тебя почти столько же, сколько и я.
– Он опустился на нее и поцеловал. Сначала она игнорировала его поцелуй, пыталась притвориться, что этого не происходило, но его рот был слишком настойчив, ее сердце слишком послушным. Она отдалась его поцелую, отдалась ему.
– Давай не будет заставлять его ждать.
И так было решено без всякого обсуждения ее чувств по поводу того, что они вдвоем на следующей неделе проведут вечер у Кингсли. Никакое количество надувания губок и протестов не смогли бы отговорить Сорена. До того, как стали любовниками, они долго обсуждали ее табу. Но ей было сложно их придумать. Она знала, что он не побреет ее на лысо, не отрежет руки, и не проткнет сердце. Поэтому Нора сказала, что доверяет ему и знает, что он никогда не толкнет ее через переломную грань.
– Я никогда не отведу тебя туда, где ты не хочешь быть, - пообещал он, взяв ее руку и поднеся к губам, поцеловал.
– Но будут времена, когда ты можешь не получить удовольствия от путешествия. Ты пойдешь со мной?
Она ответила кратко:
– Куда угодно. – Вероятно совершив ошибку, потому что «куда угодно» оказалось спальней Кингсли.
– Ты позволила ему заставить тебя заняться сексом с моим братом?
– спросила Мари-Лаура, вытягивая Нору из прошлого.
– Ты используешь «позволила» и «заставил» несколько иначе, - напомнила ей Нора.
– Сорен владел мной. Я была его собственностью. Я была его собственностью, потому что позволила ему владеть мной. Позволить владеть ему мной было моим выбором. И, как только он завладел мной, - он завладел мной полностью.