Госпожа
Шрифт:
– У вас есть еще любовники?
– совершенно шокированная спросила Грейс. Она знала, что у Норы были, но, судя по ее словам, Сорен был верен только ей.
– Элеонор и Кингсли единственные мои любовники, с тех пор как я стал священником. Но есть несколько других женщин, которые подчинялись мне, когда Элеонор нет в городе, или ей нужно пару дней отдыха.
– Только женщины?
– Да. Я более осторожен с женщинами, чем мог бы быть с мужчинами. И, откровенно говоря, Кингсли единственный мужчина, который когда-либо меня привлекал.
– Значит, она спит с другими, и вы бьете других?
– Договоренность, которая прекрасно работает для нас обоих. Или работала.
–
– Поэтому ты не ненавидишь Элеонор?
– Именно. Потому что я ненавидела Закари, будто я должна это делать.
– Она сделала еще один глоток вина. Если она собиралась говорить о разрыве с Закари, ей нужна вся жидкая храбрость.
– Поэтому жены всегда ненавидят других женщин. Хорошо ненавидеть другую женщину. Другая женщина...
– Грейс вытянула перед собой руку, - другая. Она даже не человек. Мы можем вывалить всю свою ненависть, все свое презрение на нее, даже если глубоко внутри знаем, что это не ее надо винить. Она козел отпущения.
– Ты знаешь, что козел отпущения — это концепция Ветхого Завета?
– Не имею ни малейшего представления.
– Левит. Грехи израильтян были символически помещены на голову козла, и затем козла загнали в пустыню, чтобы никогда его больше не видеть. Это была форма искупления.
– Так и есть. Вы перекладываете все грехи мужа и жены, их брака на голову другой женщины. И молитесь, что она уйдет навсегда и заберет все несчастье с собой, и оставит вашего мужа в покое.
– Ты хотела помириться с Закари?
– Да. Очень. Вот почему, на первых парах, я злилась на всех кроме него. Были дюжины других женщин. Работа была еще одной женщиной, которую я обвиняла. Босс Закари, Жан-Поль Боннер. Я обвиняла его. Он знал, что у нас были проблемы, и воспользовался этим. Америка... она была шлюхой, соблазнившей моего мужа вдали от меня.
– Вся страна?
Грейс улыбнулась.
– Да. Я обвиняла всю страну. Типичное поведение озлобленной жены. И затем он упомянул Нору Сатерлин по телефону, одного из его писателей, как он сказал. Но он сказал это со страстью. Я искала информацию о ней, увидела фотографию прекрасной женщины. И тогда возненавидела ее. Но для меня это не сработало, игра в козла. Грехи все еще были там, в браке. Их можно было с легкостью вывести из брака, обвинив Ж.П. Боннера или Нору, или всю чертову страну. Я поняла, если хочу вернуть Закари, что я и хотела, то не могу обвинять всех кроме нас. Наши проблемы были по моей вине. Наши проблемы были по его вине. Наши проблемы были по нашей вине, а не ее.
– Нужно быть мудрым человеком, чтобы понять это. Я общался со многими женатыми парами, которые никогда не видели в этом истину. Они обвиняют всех, кроме реального виновника.
– Я не хотела видеть причину в этом. Но должна была. И сделала фатальную ошибку, когда поспешила приехать в Нью-Йорк.
– Ты встретилась с Элеонор.
Грейс подняла бокал и отсалютовала.
– Я встретилась с Элеонор. И вместо «другой женщины» для меня она стала Норой. Красивой, умной, сочувствующей и понимающей Норой. Ее невозможно ненавидеть. Боже мой, я заявилась к ней на порог как к сумасшедшей женщине, которая преследовала моего мужа, а она угостила меня чаем и сказала, что Закари все еще любит меня. Вы спросили, почему я не ненавижу ее. Все что я хотела это вернуть мужа. И я его вернула. Этого хотят все жены.
Сорен встал и отвернулся от нее, всматриваясь в темнеющий, окружающий их лес. Словно кто-то другой сказал их, Грейс услышала
Она козел отпущения... Мы знаем, что не ее надо винить... Все что я хотела, это вернуть мужа... этого хотят все жены.
– Мари-Лаура, - сказала Грейс, и ужасное понимание происходящего накрыло ее.
– Она совсем не Нору хочет, верно?
Сначала Сорен не ответил на ее вопрос.
– Нет, - наконец ответил он.
– Она бы оставила Лайлу, если бы Нора не вызвалась добровольцем. Ей наплевать любовницу или вашу племянницу удерживать, главное, чтобы это был кто-то, кого вы любите.
Губы Сорена сжались в тонкую линию.
– Что было в записке?
– Это не важно.
– Важно. Что там было? Пожалуйста, расскажите.
– В ней было то, что произвело эффект «Дорогой муж, скучал по мне? Я точно скучала по тебе. У меня есть кое-кто, кого ты любишь. Если ты хочешь, чтобы твоя любовь продолжала дышать, я настоятельно рекомендую тебе и мне исправить этот разрыв между нами. Это решение серьезное. Не торопись. Но и не затягивай. У тебя есть время до полудня пятницы. С любовью, твоя преданная жена. P.S.: Передай моему брату: Люби сестру свою».
Мгновение Грейс не могла говорить. Ей нужно переварить эти слова.
– Она хочет вас, - наконец сказала Грейс.
– Да.
– Как вы ее найдете? Я знаю, что Лайла сказала нам, но что если она не узнала комнату?
– Люби сестру свою... На прошлой неделе кто-то проник в дом Элизабет и написал эти слова пеплом на стенах моей детской комнаты.
– Вы поняли из записки, где была Нора, не от Лайлы и не по ее медальону. Мари-Лаура хотела, чтобы вы знали.
– Она хочет, чтобы я пришел. И если придет кто-то кроме меня, она убьет Элеонор.
– Вы не можете идти. Эта женщина уже убивала. Уесли рассказал мне, что она убила девушку. Она и вас убьет.
– Или еще хуже.
– Что может быт хуже смерти?
Сорен протянул руку, и Грейс передала ему бокал вина. Он поднес его к губам и допил все одним глотком.
Грейс ждала. Сорен так и не ответил на вопрос.
Глава 23
Королева
За все свои двадцать лет на этой грешной земле Элеонор никогда так не волновалась. Даже ожидание вердикта судьи по пяти эпизодам угона авто, не было таким пугающим, как перспектива секса с самим Сореном. Она встретила Сорена, и ее подростковый план по лишению девственности как можно скорее разбился о блондинистую стену целибата ростом в шесть футов и четыре дюйма. Никакие заигрывания, мольбы и попытки соблазнения не смогли побудить Сорена к лишению ее девственности в пятнадцать или в шестнадцать, семнадцать... восемнадцать. У нее были большие надежды на девятнадцать, но и тогда он удержался. Годы спустя она, наконец, поняла, что он делал, заставляя ее так долго ждать. Он дал ей повод уйти от него. Очень веский повод. Он достаточно сильно любил ее, чтобы отпустить еще до того, как взял. И она любила его достаточно сильно, чтобы ждать.
Она дождалась его и теперь не была девственницей. Ее первая ночь с Сореном была такой же естественной, как и дыхание, такой естественной, что она не могла представить, что с кем-то еще сможет ощутить этот комфорт. Его руки - на ее руках, его губы - на ее губах. Он был единственным мужчиной, которого она хотела внутри себя... но Сорен был непреклонен, несгибаем.
– Ладно, я сделаю это, - наконец произнесла она в ту ночь, после почти часа спора с ним.
– Конечно, сделаешь.
– Но мне не понравится.