Госпожа
Шрифт:
– Я больше, чем смышленая. Я не глупая.
– Ты стоишь на краю кроличьей норы. Уверена, что хочешь упасть в нее?
– Готова продать свою нору за твою нору.
Затем Кингсли рассмеялся, рассмеялся от чистого удивления.
– Ты...
– он указал пальцем на нее.
– Ты нечто большее, чем просто смышленая.
– Могу то же самое сказать о вас.
Она протянула руку вперед, и он поднял Нору с кушетки и притянул прямо в свои руки. Секунду спустя ее спина прижималась к стене, он протолкнул ногу между ее бедер, а его рот оказался у ее губ.
С
– Он хочет этого для нас обоих...
– Почему?
Кингсли соблазнительно улыбнулся, от чего она снова едва не задрожала.
– Какой отец не хочет, чтобы его дети мило играли друг с другом? Пойдем... поиграем.
Она приняла его протянутую руку, словно леди, приглашенная на вальс, и они в полном молчании направились к комнате Кингсли.
Мило поиграем, сказал Кингсли. Игра... нечего бояться... это просто игра, говорила она сама себе снова и снова.
Кингсли открыл дверь в свою спальню, и девушка увидела темно-красную комнату, освещенную дюжинами бледно-желтых восковых свечей. У изножья кровати стоял Сорен, держа что-то, обернутое вокруг его ладони. Сегодня он оделся, словно хотел остаться незнакомцем - черные брюки, черная рубашка, расстегнутая на шее. Когда он раскрыл ладонь, дюжина кожаных языков флоггера хлестнули по его ноге.
Только игра.
Игра началась.
Кингсли отошел от нее и приблизился к Сорену.
– Сейчас она в хорошем настроении, - сказал Кингсли, снимая свой жакет. Под жакетом была белая рубашка и черный жилет, причудливо расшитый серебряной нитью.
– Она будет в еще более хорошем настроении, как только мы закончим с ней.
– Кингсли, напомни мне... не мечтали ли мы о таком, - сказал Сорен, подняв руку и поманив ее пальцем. Медленно, чтобы ее не отругали, она подошла и встала перед ним. Ее белый ошейник лежал на краю кровати. Сорен взял его и застегнул на ее шее, даже не взглянув в ее глаза. Он признавал лишь присутствие Кингсли, как и Кингсли признавал лишь его присутствие.
– Черные волосы и зеленые глаза... бледная кожа, как у тебя, темные волосы, как у меня...
– И безумнее, чем мы вместе взятые, - закончил Сорен.
– как хорошо, когда мечты сбываются.
– Oui, mon ami. Хотя сейчас она не кажется дикой.
– Подожди и увидишь. Она может удивить тебя.
Элеонор чуть не начала кричать на них обоих. Неужели никто не говорил им, как грубо говорить о ком-то в третьем лице, словно она не стояла сейчас перед ними? Но она вспомнила свое обучение и держала рот на замке... по крайней мере, пока.
–
– Тебе решать, - ответил он Кингсли, так беспечно, словно они выбирали вино на ужин.
– О... есть идея получше.
– Кинсли опустил руку в карман брюк и вытащил монетку.
– Пусть сегодня решает монета. Орел или решка.
– Мы выигрываем в любом случае.
– Сорен провел ладонью от ее губ до бедер, где задержался достаточно долго, чтобы многозначительно шлепнуть ее по заднице. В самом деле, орел или решка. Смотря на этих двух прекрасных снисходительных, приводящих в ярость мужчин, которые говорили о ней, словно ее вовсе не было в комнате, ей хотелось ... чего-то. Кричать? Плакать? Влепить им обоим по пощечине? Что же она хотела сделать с ними?
Кингсли подмигнул Сорену и подбросил монетку. Монета начала падать, и Элеонор перехватила ее в воздухе, прежде чем та успела приземлиться на ладонь Кингсли. Жест был непреднамеренный, незапланированный, и она поняла по выражениям на их лицах, что ей удалось удивить их обоих.
– Орел, - сказала она, даже не глядя на монету. Она бросила ее через плечо и опустилась на колени перед Кингсли. Он расстегнул ширинку, и Элеонор глубоко взяла его в рот.
Теперь она точно знала, что хотела сделать с этими двумя прекрасными снисходительными, приводящими в ярость мужчинами...
Она хотела взорвать им мозг. Обоим.
– Mon Dieu, - она услышала Кингсли над собой.
– Я же говорил, - единственный комментарий Сорена.
Элеонор делала это только с Сореном, и он сказал, что это у нее врожденное. Более чем врожденное, однажды он пошутил, назвав ее прообразом сирены - то, что она вытворяла ртом, могло свести любого мужчину с ума. Мягкие стоны срывались с губ Кингсли, и его рука вцепилась в столбик кровати, чтобы, казалось, поощрить ее навыки и энтузиазм перед поставленной задачей.
Все было не так плохо, как она думала. Ей всегда нравился Кингсли, она восхищалась им, боялась и хотела его. И на вкус он был потрясающим. Хотя и странно это было делать с кем-то кроме Сорена. Когда она делала это с ним, он всегда так крепко ее держал, что утром появлялись синяки на задней стороне шеи. Она воспринимала эти синяки как сувениры, маленькие черно-синие напоминания о прошлых удовольствиях. Но Кингсли пропустил сквозь пальцы ее волосы и обхватил ее голову, лишь нежно поощряя. Определенно странно. Не то, к чему она привыкла. Но определенно не плохо. Совсем не плохо.
Спустя пару минут, Кингсли щёлкнул пальцами у ее уха, и Элеонор отстранилась и откинулась на руки.
– Теперь понимаешь?
– спросил Сорен, стоя рядом с Кингсли, они оба смотрели на нее, ожидающую на полу.
– Если и не понимал, то теперь уж точно.
– Кингсли протянул руку и помог ей подняться на ноги. На этом галантность закончилась. Кингсли толкнул ее к краю кровати и задрал юбку вверх. По инструкциям Сорена, она не надела нижнего белья. Уткнувшись лицом в красный шелк простыней, она не могла точно сказать, чьи пальцы погрузились в нее.
– Она влажная.