Гость из леса
Шрифт:
— Зато наверняка.
— А звери? Птицы? Это опыление с воздуха — палка о двух концах: лес спасаем, а живность убиваем.
— Разыскали именно те ядохимикаты, которые вы просили, — сказал Василий Васильевич.
— Это хорошо, — сразу повеселел Храмовников. — По крайней мере птицы не пострадают.
— Можно вторую поджигать? — крикнул Роман, глядя на них.
— Пусть сначала всё прогорит, — сказал учитель. — Здесь недалеко ручей, берите брезентовые вёдра и таскайте воду. Ни одной тлеющей головешки не должно остаться!
— Где ручей? — спросила Майя и схватила с земли сплющенное
18. Лесные приключения
Лес неудержимо притягивал к себе Майю. Каждый поход ребят на делянку был для неё праздником. Вторую неделю мальчишки и девчонки с утра до вечера пропадали в лесу. Были полностью расчищены и подготовлены для посадки саженцев шесть заброшенных вырубок, сожжены тонны древесных отходов.
Четыре утра подряд прилетал маленький «кукурузник» и опыливал лес. В это время в лесу никакие работы не велись. Возле конторы стояли грузовики. Лесорубы сидели на лужайке и дожидались, когда самолёт закончит опыление.
Святослав Иванович забывал даже пообедать: весь день в лесу. А вечерами вместе с Василием Васильевичем колдовал в школьной лаборатории. На двух сдвинутых вместе столах — пробирки, растворы, банки с жуками, личинками.
Настроение у старого профессора с каждым днём становилось лучше. Вредители гибли, а его любимые птицы почти безболезненно переносили химическую атаку на лес.
Всю неделю нещадно палило солнце. На небе нет и намёка на тучу. Облаков и тех уж который день не видно. Яркое синее небо и ослепительное солнце. Уклейка совсем обмелела. И раньше-то в ней с трудом можно было выкупаться, а теперь в самом глубоком месте — по колено.
Лесник запретил жечь костры в лесу. Эта солнечная неделя вытянула из леса всю влагу. Там, где раньше под ногой выступала вода, теперь сухо похрустывал ломкий мох.
Ребята по-прежнему ходили в лес, расчищали вырубки, сгребая мусор в кучи. Мальчики работали в одних трусах и здорово загорели. Девочки стеснялись раздеваться и с завистью посматривали на мальчишек.
После работы гурьбой спешили на Чёрное озеро и там в прохладной воде купались. Кто не умел плавать, плескался у самого берега. В одном месте была песчаная отмель.
В тот день, когда самолёт опыливал лес, на работу выходили лишь после обеда, однако Майя уговорила Романа отправиться к лисьему логову сразу, как улетел самолёт. Ей показалось, что он летал над той самой полянкой. А вдруг лисята отравились?
На этот раз они не взяли Гектора. Солнце припекает макушки, на усыпанной прошлогодними листьями и жёлтыми сосновыми иголками земле мельтешат солнечные пятна. На трухлявой поваленной берёзе греются на солнце длинноусые жуки-дровосеки. Этих никакой яд не берёт. Если взять такого жука за усы и поднять вверх, то он прихватит с собой сучок или маленькую щепку.
Майя сидит в кустах рядом с Романом. Её закрутившиеся в пружинки волосы на висках щекочут ему щёку, но Роман боится пошевелиться: на другом конце полянки резвятся три лисёнка. Упираясь толстыми лапами в песок, они тащат в разные стороны истрёпанную заячью шкуру. Лисята рычат, повизгивают, сузившиеся глаза недобро поблёскивают. Вот один из них ухитрился завладеть шкурой и со всех ног бросается наутёк, но его тут же настигают остальные — и снова на полянке начинается кутерьма. Не поймёшь, где остроносая голова, где хвост, где лапы. Сплошной шевелящийся клубок из ушей, хвостов и лап.
— Подойдём к ним? — шепчет Майя.
Роман отрицательно мотает головой: зверята сразу спрячутся в нору; но девочка уже встаёт и, протянув руку, будто к щенкам, идёт к лисятам. Комок мгновенно распадается, и три пары настороженных округлившихся глаз глядят на незваную гостью. Ещё мгновение — и на поляне пусто: три пушистых снаряда скрываются в норе. Лишь на развороченном песке сереет заячья шкурка.
— Они не испугались, Роман! — смеётся Майя. — Просто не желают со мной знакомиться.
— Это не щенки и не котята, — говорит Роман, распрямляясь. От долгого сидения на корточках онемела шея.
— Какие смешные! Мне так захотелось потрогать их…
— Можешь без пальца остаться.
— Даже не верится, что такие симпатичные зверюшки могут укусить.
— Хочешь, покажу лешего? — предлагает Роман.
И ведёт её дальше, в глубь леса. Вот уже из-за сдвинувшихся вершин не видать неба. Под ногами густой зелёный мох. То и дело приходится перелезать через поваленные стволы. В этой стороне Майя ещё не была. Молодые ёлки цепляются за одежду, с низких ветвей сыплется на головы коричневая труха. Роман останавливается возле огромной осины с отмершими нижними ветвями. Ствол дерева оброс мхом и ступенчатыми серыми грибами. Чёрные кривые сучья угрожающе торчат из боков осины. Дерево почти умерло. Лишь вершина, тянущаяся к солнцу, ещё живёт. С десяток тонких зелёных веток покачиваются в вышине.
— Она скоро умрёт, — говорит Майя, глядя на старое дерево.
— Видишь кустики? — показывает Роман. — Это дети осины.
Он носком ботинка взрыхляет землю и показывает тоненький корень, спрятавшийся под землёй.
— Осина пустила такие корни во все стороны. И на конце каждого корня — маленькая осинка.
— Какая заботливая мамаша! — улыбается Майя.
— А здесь живёт мой леший, — говорит Роман, задирая голову.
Тёмно-серые глаза девочки прикованы к осине. Этот лес совсем не похож на тот, в котором они только что были, наблюдая за лисятами. Здесь мрачно и прохладно. Ни одного солнечного зайчика. Пахнет прелью и ещё чем-то сладковатым, дурманящим. Под ногами папоротник и сухие зелёные растения с красноватыми цветами.
— Где же он? — шёпотом спрашивает Майя.
Роман, поплевав на руки, подпрыгивает и ухватывается за обломанный сук. Проворно взбирается всё выше и выше. Оседлав толстую ветвь, отламывает сучок и осторожно засовывает в широкое дупло, которое Майя только сейчас замечает. Она видит, как Роман отшатывается от дупла, прикрывая лицо свободной рукой, и в следующее мгновение из круглой чёрной дыры вырывается пёстрое ушастое чудище. Оно сердито что-то бормочет, хлопая огромными глазами, распахивает крылья и, щёлкнув острым клювом, бесшумно ныряет в чащу. Полёт большой птицы неуверенный и неровный, но тем не менее она исчезает за стволами, издав на прощание свирепый вопль.