Гость из ночи
Шрифт:
Мать. Ты его хотел убить? (Гупперту.)Он вас хотел убить, господин?
Гупперт растерянно, но вежливо улыбается.
Старшина. Попрошу вас, пани Калоусова, выйдите на минутку. И вы, девушка, тоже.
Мать подозвала Яну. Они вместе уходят за стойку и там стоят в углу, прижавшись друг к другу.
Старшина (Ремунде).Вы были при этом?
Ремунда. Как же я иначе мог стрелять?
Старшина. Так, Калоус, а теперь выкладывайте начистоту. Кто стрелял?
Калоус. Я.
Старшина. Ремунда? (Ремунда молчит.)Где его паспорт?
Калоус.
Старшина (находит паспорт, просматривает его, передает милиционеру).Выпишите оттуда, что полагается… Ну, господин Гупперт, расскажите при всех, как это произошло?
Гупперт. Случилась авария, и я здесь задержался, просил вызвать автомеханика. Бюро обслуживания ответило, что пришлет, как только он вернется. Я не сердился. Я понимал, что не везде такой сервис, как у нас в Германии. Я принес из машины две бутылки мозеля для всех, и для них тоже — для господина Ремунды и для кельнера. Кельнер одну бутылку уронил. Я не сердился. Я понимал, что не все могут быть аккуратными. Я даже пошутил: «Осколки — к счастью». Затем я сказал кельнеру, чтобы он принес мне в номер пражской ветчины и кофе, взбитых сливок не оказалось, а только молоко, но я понимал, что не везде найдешь, что требуется, и не рассердился, и даже дал пану кельнеру тринкгельд, чаевые. А он вдруг закричал мне «фашистская свинья» и стал стрелять. Я удалился из помещения и направился в полицейкомиссариат. Вот и все.
Старшина. Калоус, так было дело? (Повернувшись, дает знак милиционеру, чтобы тот записывал.)
Калоус. Что-то в этом роде.
Старшина. Так или не так?
Калоус. Нет, не так.
Старшина. А как?
Калоус. Совсем не так.
Старшина. Не понимаю, язык у вас есть? Расскажите все по порядку!
Калоус (устало, рассеянно, с трудом подбирая слова).Ну хорошо… Господин Гупперт приехал и потребовал вина… Я ему предложил мавруд. И дал попробовать. А он чуть не выплюнул и пошел за своим мозелем. Ну, у нас мозель тоже есть, только не в третьеразрядной гостинице. Меня это немного задело. А потом смотрю: очень господин Гупперт похож на одного… того, кто меня… Не люблю об этом вспоминать. Словом… тот… там… бил меня по голове и приговаривал: «До смерти останешься калекой, зато будешь человеком». Вообще-то господин Гупперт не очень на него похож…
Старшина. Так похож или не похож?
Калоус. Не похож. Но в чем-то все-таки похож.
Старшина. Ближе к делу, Калоус. Столько лет мы уже знакомы, а вы мне тут начинаете ерунду городить. Дальше!
Калоус. Дальше они с Ремундой о чем-то разговаривали… Я всего уже не помню. У меня голова разболелась, и господин Гупперт мне дал таблетку… ихнюю.
Старшина. Ну, а дальше?
Калоус. А потом он говорил, что концлагерь не вреден для нервной системы. Как это он говорил, старик, насчет санатория?
Ремунда. Что лагерь — это вроде санатория и что люди там закаляются… Я верно передаю, господин Грундиг?
Гупперт. Вы меня ловите на слове!
Старшина. Ну хорошо, но почему вы стреляли?
Калоус. Я… Он меня страшно разозлил, когда на чай дал.
Старшина. Насколько я знаю официантов, их больше злит, когда не дают.
Калоус. Верно… Я не потому, что он дал… а как он дал! После всего того…
Старшина. После чего?
Калоус. После всего… того…
Старшина. Калоус, вы что, нарочно? Какого черта! Сделал вам что-нибудь господин Гупперт?
Калоус, опустив голову, молчит.
Ремунда. Товарищ старшина, вы какого года рождения?
Старшина. Простите, Ремунда, но это вас не касается.
Ремунда. А когда кончилась война, сколько вам было?
Старшина. Двенадцать. А что?
Ремунда. Есть вещи, которые трудно объяснить. Всего десять лет разницы… и человек уже не понимает.
Старшина. Ремунда, я с Калоусом распил не одну кружку пива и хочу, чтобы все было как должно быть.
Ремунда. А как должно быть?
Старшина. Почему он стрелял?
Ремунда. Несчастный случай.
Старшина (с облегчением).Почему вы, Калоус, вытащили оружие?
Калоус. Я уже сказал.
Ремунда. Хотел показать господину Гупперту.
Гупперт. Неправда!
Старшина. Кто же все-таки врет?
Гупперт. Я всегда умел держать себя в руках! Не распускаться. И тут сдерживался. Держался до самой последней минуты. Но сегодня сказал себе: а зачем тебе, собственно, держать себя в руках? Распустись. Обязательно ли быть вежливым? Что это тебе дает? Пану Калоусу не нравится, как я провожу время, или уж не знаю, что… как я пью, или, может быть, не нравится, что я… ну как это… непролетарского происхождения, или что я думаю так, как мне нравится. Вот это ему не нравится? Я с паном Калоусом вообще не должен был разговаривать. «Принесите, пан кельнер, унесите, пан кельнер», — и весь разговор. И пан Калоус не стрелял бы. Пан Калоус сказал бы: ваш слуга покорный!
Калоус. Что ж, я готов! Ваш слуга покорный! Почему не быть слугой покорным! Я еще успею, товарищ старшина, пока вы меня не увели?! Я ведь ловкий! Я ведь — в два счета! Мамочка, нарежь-ка господину Гупперту пражской ветчины, не очень жирной, смотри! Да не забудь приготовить постельку господину Гупперту. Ночной горшок под кровать господину Гупперту! А как насчет грелки к ногам, господин Гупперт?
Гупперт. Вот что я скажу: выстрелил он — пусть! Что было, то было. (Впервые за все время вышел из себя, бешено орет.)Но держать язык за зубами его так и не научили! Я хотел быть коррект. Я все понимал. Я хотел помочь, но сейчас не буду больше коррект, не желаю!
Все молчат.
Старшина (милиционеру).Пишите: мотивы покушения не установлены. Допрашиваемый признает, что выстрелил в состоянии невменяемости, запятая, с намерением… нет, просто в состоянии невменяемости… Так, Калоус? (Калоус молчит)…в господина Вальтера Гупперта, гражданина Федеративной Республики Германии, пребывающего ныне по торговым делам в Чехословакии. Калоус, распишитесь. Нет, не карандашом. Вот ручка.
Калоус расписывается.
Старшина (Гупперту).Желаете что-нибудь добавить?
Гупперт (глядя на Яну).Нельзя ли отпустить господина Калоуса?
Яна с отвращением смотрит на Гупперта и отворачивается.
Старшина. Господин Гупперт, этого не решаем ни я, ни вы. Это дело прокурора. Калоус, очень сожалею, но вам придется пойти со мной.
Гупперт. Мне, быть может, еще больше жаль. Я понимаю, что здесь произошло.
Ремунда. Что ты можешь понимать, шут гороховый?..
Гупперт. Я привык думать… свободно. И могу говорить, что думаю. Вы, Ремунда, вы этого не можете.