Государь поневоле
Шрифт:
— Великий государь, царевна Софья и бояре просят быть тебе в Думе. Да…
Не дав ему договорить, в горницу вошла Софья. Её сопровождали князь Василий Васильевич Голицын и князь Иван Михайлович Милославский со своими племянниками, братьями Толстыми. В комнате становилось излишне много народу.
— Великий Государь, Царица! Бояре уже в думе собрались. Надобно выйти к ним.
Я посмотрел на мать.
— Хорошо царевна. Дозволь лишь сказать, что стало известно нам о том, что замышляешь ты, и Иван Милославский извести великого государя! — Милославский при этих словах дернулся как от удара. — Великий государь быть решил в думе с изветами от стрельца Стешки Озерова по прозванию Пустозвон в коих тот уличает
Софья с ненавистью посмотрела на царицу. Потом на меня и ответила матушке:
— То изветы пустые. Стрельца того не зря Пустозвоном кличут. Не измышляла я на смерть Великого Государя. Иван же брат твой на место царское в Большой палате садился и венец царский примерял. Да говорил Кириллу Нарышкину, что де ему сей венец подходит более. В том и царица Марфа сказать может. За измену такую надлежит стольников Ивана и Кирилла в приказ разбойный отдать и розыск примерный учинить. Коли не отдать стрельцам сих изменщиков, то грозятся те снова бунтом на Кремль идти и розыск самим учинить без почтения к фамилии царской.
Наталья Кирилловна слушала эти слова падчерицы с нескрываемым гневом. Она понимала, что нет сил сейчас для противостояния с Милославскими и их лидером — царевной Софьей. Все присутствующие затаились, ожидая конца словесной перепалки. Решился сам вмешаться. Петра опять же попросил помочь с переводом на язык этого времени.
— Довольно сестрица небылицы сказывать! Знаешь ты — не говорил дядька Иван слов таких, да и не садился он на место царское. Челобитную сию дьяк Шакловитый писал в твоей светёлке. Сам я его намедни и видал, как выходил он от тебя с грамотой, и как поучала ты его говорить на царицу и родню её неправды. — От такого наглого поклёпа глаза царевны расширились, она казалось даже задохнулась от возмущения, но тем не менее, меня не перебивала. — Так коли Ивану идти в приказ на розыск, то и Шакловитого надобно с ним спытать також! Но не дело сейчас стращать друг друга изветами. Надобно решить, как бунт утихомирить и стрельцов с Кремля отбыть. Сказала ли ты разговор наш князю Василию и князю Ивану? Что решили вы с сёстрами?
— Великий государь, дозволь слово молвить. — Василий Голицын вышел вперед. — Невместно то, что старший брат обойден у венца младшим. Надобно царевича Ивана на царство венчать, а тебе великий государь царством править попрёк его не должно.
— Так не должно и царевну правительницей назвать и ставить её вперёд цариц. — Лица всех, кто еще не разговаривал со мной после бунта, вытянулись от изумления. — Не должно и тебе холоп, такие слова говорить перед Великим Государем своим. Я дерзость твою прощаю, но впредь не встревай в разговор.
Я обратился к Ивану Милославскому:
— А почто ты боярин князь Иван Михайлович молчишь, и слова не молвишь? Верно, ли Василий говорит?
Милославский, молча, склонил голову. Я продолжил.
— Царевич Иван слаб здоровьем и хочет ли он на отцовский престол вступить, то его спросить надобно наперед.
— Не было еще такого в истории, чтобы два царя правили. — Вставило свое слово Софья. — Пусть Иван на царстве будет как того обычаи наши требуют. Это успокоит стрельцов.
— Было то, сестрица, было. В Царьграде правили два брата императора Аркадий и Гонорий, да и Василий и Константин також, и трон для них был един на два. Тебе ли не знать сего. А на Ивана надежи нет — слаб он. Много ли из больших людей встанут за него? Нет. Так до новой смуты недалече, коли стрельцы одно будут вести, а бояре многое противное. Надобно делать, как я сказал, и прекратить бунт. Опалу я на Ивана Кирилловича свою положу. Да отправлю его в ссылку за Камень. Дед мой, Кирилл Полуэктович будет пострижен с благословения патриарха. А иных на расправу не выдам. То мое слово царское.
Но Софья так просто решила не сдаваться.
— Еще братец надобно царицу Марфу в монастырь отправить. Открылось, что она пост вдовий не блюла и с неким лицом мужеским в палатах своих блуд творила. Срам сей коли откроется, то новый набат на Москве мы услышим. А лицо то, с коим царица в блуде была — надобно казнить за бесчестие Государю!
"Черт, вот подгадил Александр своим нетерпением. Марфа, конечно, та еще ягодка — молода, красива и умом для здешнего времени неординарна. Трудно для моего современника с такой дивчиной в одной комнате долго быть и не флиртануть. И как он сумел её соблазнить во время вдовьего поста? Наверное, не настолько уж и сурово домостроевское воспитание в теремах. А ведь у него тут и семья есть наверняка. В тридцать лет здесь мужчина уже пожилым считается и глубоко семейным быть просто обязан. Ладно, попробуем ва-банк. Клин клином вышибают. Не знаю насколько успела Софья с Васькой спеться, но этот риск вынужден".
— Тогда и тебя сестрица надобно с ней заодно отправить. Покаяться пред святыми мощами за прелюбодейство твое с Васькой Голицыным. А его за бесчестье такое царскому роду — на кол. Да вотчину его в казну взять.
На князя Василь Василия смотреть было весьма интересно. Он испугался. Причем испуг его виден был очень и очень явно. Лицо князя, как он услышал мои слова, стало мгновенно белее мела. Руки задрожали, глаза забегали, а сам он стал оглядываться на присутствующих, как бы ища поддержки. Казалось еще немного и упадет он в обморок посреди палаты. Софья тоже побледнела, но самообладания не потеряла. Просто внимательно уставилась в меня, впитывая каждое слово. Прочие же, из находившихся в горнице, замерли в безмолвии. Блин, просто немая сцена из "Ревизора".
Почувствовав, что попал в точку, я решил закрепить успех.
— Ты, сестрица, коли слова такие говоришь на других, готова будь к тому, что на тебя они поворотятся. А посему не отдам я вам на убийство и поругание ни Ивана, ни деда своего. И никого другого из близких мне людей. Пожар же тот, что разожгли вы на Москве вам и тушить. Зовите патриарха — ему мы скажем о том, что решили здесь.
"Уф! Устал пока такую в общем немудреную речугу толкал. Перед думой пусть другие отдуваются. Its hard to be king!"
Глава 13
После обедни, на третий день смуты, в Грановитой палате собиралась дума. Думские бояре, дьяки и дворяне занимали места в соответствии с разрядными списками. Бранились и толкались, если кто-то решал, что его обошли. Разрядные списки были уничтожены меньше месяца назад, и мало ещё кто забыл их. И Алексей Михайлович, и Фёдор часто налагали свою опалу на думских за их местнические ссоры, но сейчас на троне был молодой царь. А на Москве была смута. Вот и взыграло у многих ретивое, вот и всплыли старые обиды. Приглашенные в думу выборные от московского посада, представлявшие земство, стояли обособленно в дверях палаты. Дородные купцы сотен и спесивые столичные дворяне робко переминались с ноги на ногу, ожидая, когда дьяки укажут их места.
А в соседних покоях в узком кругу царской семьи и их ближних третий час шел торг. Все сидели по лавкам вкруг стен, лишь я занимал место на троне, да рядом со мной стояли матушка и Борис Голицын. Душный зал малой посольской палаты, куда мы перешли из матушкиных покоев, давил на меня низкими сводами. Я был одет в тяжелую от украшений шубу и меховую шапку, не совсем подходящие мне по росту. Пот струился по спине, вискам, заливал глаза. Что бы лишний раз не причинять себе неудобство ерзаньем мокрой изнанки моей одежды по телу, я сидел совершенным истуканом, изредка позволяя себе скосить глаза на очередного оратора.