Государь Руси
Шрифт:
Кроме еды и жилья, служащие Ярославу, обзавелись к 867 году более-менее приличной одеждой и металлическими инструментами в достатке. Топоры, ножи, косы и прочий скарб. Они радикально облегчали им жизнь. А добрая одежда и крепкая обувь продлевала ее, уменьшая количество заболеваний. И прочее, прочее, прочее. И все это категорически контрастировало с жизнью тех, кто не служил Ярославу и жил вот – буквально под боком, формируя два мира. И жители того, внешнего мира, стремились перебраться под руку Государя, чтобы жить также хорошо, как и вот эти ребята.
Да, при этом приходилось коренным образом менять
Что же так их пугало?
Да служба и пугала. Все, кто шел под руку Ярослава, становились служилыми людьми. Кто-то воинским ремеслом, кто-то кузнечным, кто-то иным. Даже сельскохозяйственные работы проводили не так, как издревле завелось. Их выполняли служивые. Кто-то служил агрономом. Кто-то разнорабочим. И каждый за свою службу получал плату.
Это позволяло Ярославу обрабатывать уже достаточно большие пашни не крестьянами, а по сути рабочими, организованными в предприятие. Кто-то назовет этих трудяг батраками. Ну так и что? Главное, что они сами, добровольно шли заниматься этим ремеслом. И были вполне удовлетворены своей жизнью.
Да, в полном смысле слова, наш герой еще не развернул сельскохозяйственные предприятия. Но он был уже к этому очень близок. И мог уже употреблять широкий маневр не только тягловыми животными и фургонами, но и рабочими руками. Плюс ко всему – применять маломальскую механизацию. Тоже на животной тяге. Но для тех двух сеялок это было не беда. Из-за чего резко росла удельная эффективность труда.
И было куда все применить. К весне 867 году одной только пашни было уже больше двух тысяч гектаров. Да не абы какой, а правильно организованной и разбитой на аккуратные поля. По гектару каждый. С перелесками между ними, да объединенные сетью проселочных дорог. И все эти поля нужно было по вспахать, засеять и убрать. А ведь еще имелись заливные луга под покосы. И с ними тоже нужно было что-то делать.
Понятное дело, что Ярослав применял не только служилых работников, но и наемных, сезонных. Но все одно – без такой организации труда, ничего бы у него не получилось. Наемные, сезонные трудяги без скелета, на который они налипали, просто бы не сумели организованно работать.
Кроме обширной пашни и покосов у Ярослава имелось уже три рыбоводных пруда с желтым карасем да сазаном. Двадцать семь небольших козлятников, по выращиванию этих вонючих, но крайне неприхотливых животных. Почти полсотни курятников с весьма впечатляющим поголовьем «пернатых».
Имелся и конезавод, на котором старательно пытались разводить тяжелых лошадей. И две малые фермы с коровами. И опытное сельскохозяйственное предприятие для проведения селекционных работ. Например, по выведению сахарной свеклы. И маленькая ферма, на которой пытались освоить разведение песца на мех. И даже крошечная станция на Днепре, где экспериментировали с выращиванием речного жемчуга. Плюс пасека с относительно нормальными ульями, которая к лету 867 года насчитывала уже три десятка пчелиных семей. А ведь еще были организованные артели речных рыболов на Днепре и Двине. И артели охотников, промышляющие не столько мясом, сколько мехом да рогами.
И это – только то, что касалось сельского хозяйства. И все это – требовало рабочих рук. И вот на фоне этой картины нарисовались венгры. Целых пять тысяч мужчин, женщин и детей. Восьмая часть полной орды. Все, что осталось от степного народа, оказавшегося зажатого между сильными и жестокими неприятелями. Хотя, конечно, про жестокость говорить излишне в тех моментах, когда идет речь о борьбе за место под солнцем. Все хотят выжить и жить хорошо. Ресурсов же хватит немногим…
Так вот. Венгры.
Кочевники. Они на дух не переносили земледелие, считая его позорным трудом. Сейчас, да, оказавшись в безвыходной ситуации, венгры согласились бы заниматься чем угодно, лишь бы выжить. Но это сейчас. А потом? И чтобы спустя пять-десять лет не начались проблемы, Ярослав решил подойти к этому делу с умом. Прежде всего – не расселять венгров консолидировано. То есть, разбить половину из пяти тысяч на семьи да небольшие группы и распихать их по тем селениям, что выросли между Новым Римом и Новой Троей. Остальных же распределить по иным поселениям, включая оба города, пристроив к артелям строительным, ремесленным и рыболовным. Главное – держать их подальше от землепашества, которое вызывало у них исключительно унизительные ассоциации.
Однако венгры не сильно одобрили такой подход. Они держались друг за друга и раздражались от этого размазывания тонким слоем по всей державе. Но выбора у них не было. Тем более, что Ярослав их покормил. Впервые нормально и всех. И отворачиваться от него, уходя вновь на голод и верную смерть они были не готовы. Поэтому, скрепя сердце, подчинялись.
Их пугало и раздражало в новом их статусе буквально все. И соседи, говорящие на непонятном для них языке. И новый род деятельности. И леса вокруг, вместо привычных степей. И отсутствие живности в должном количестве. И социальное положение равных с земледельцами людей…
Но выбора у них не было.
Точнее выбор был, но для большинства людей он казался совершенно не равнозначен. Тем более, что все гордые воины слегли в боях или перешли в печенежские дружины. А кое-кто пристроился и к болгарам. Из-за чего в этих пяти тысячах были только обычные пастухи, не обладавшие болезненно обостренной корпоративной честью.
– Зря ты с ними связался, – покачала головой Пелагея.
– А ты думала, что они все в степи сгинут?
– Разумеется. Это все говорили. Раз сразу тебе под руку не пошли, то всем в степи стало понятно – не договорились или брезгуют. А значит тебя у них за спиной нет. Поэтому вырубили бы их как сорную траву без всякого стеснения. Степь – голодное место. Там лишние рты ни к чему.
– Согласен, – кивнул Ярослав. – Сам удивлен, что эти смогли до меня добраться.
– Сказывают, хазары в том им подсобили. Хотели тебе на шею тем самым ярмо повесить. Откажешь их принимать – слово нарушишь. А примешь, проблемы обретешь.
– И ты считаешь, что я зря с ними связался? Лучше было бы слово нарушить?
– Лазейка была, – возразила Пелагея. – Ты кому слово давал? Хану их. А пришли к тебе, кто? Бродяги. С ними разговора не было.
– Скользкая лазейка.
– Скользкая. Но и бродяг всех подряд привечать не стоит. Тем более таких, от которых проблем больше, чем пользы.