Государево дело
Шрифт:
Я, наблюдая за его стараниями, милостиво кивнул и тоже пригубил из своего кубка.
– Зачем вы это сделали? – со смехом спросила Женевьева, обгладывая утиную ножку. – Я могу понять, зачем вы подпоили меня, слабую женщину, но посла императора…
– Что вы, дорогуша, я оказал ему и его императору честь!
– А подливая это коварное вино мне, вы тоже оказывали честь?
– Нет. Вам я окажу честь немного позже.
– Какой вы коварный человек!
– Дорогой Иоганн Альбрехт, – подошел к нам, улыбаясь во все тридцать два зуба,
– Не вижу препятствий, мой друг. Приходите вечером ко мне, и мы вдоволь пообщаемся.
– Кажется, сегодня вы будете заняты! – со смехом указал на мою спутницу племянник короля Дании.
– Не беспокойтесь, у меня достанет сил и на то и на другое.
– Какая самоуверенность! – пьяно захихикала француженка.
Глава 16
Ночью похолодало, и даже прошел небольшой дождь, к счастью, быстро прекратившийся, но успевший, тем не менее, до нитки промочить всех ночевавших под открытым небом. Однако в предусмотрительно разбитых для гостей шатрах было сухо и уютно, и высокопоставленные господа мирно почивали, не помышляя о неудобствах, выпавших на долю охраны и слуг.
Впрочем, как оказалось, даже в столь ранний час, далеко не все продолжали спать. К примеру, одна молодая и, можно даже сказать, прекрасная дама, заночевавшая у Иоганна Альбрехта Мекленбургского, отодвинувшись от безбожно храпевшего рядом мужчины, приподнялась на своем ложе. В шатре ужасно пахло перегаром, а во рту чувствовалась неприятная сухость.
– Как низко ты пала, Женевьева! – с горечью сказала она сама себе. – Ещё немного и рядом станут оставлять пару монет для тебя…
Впрочем, судя по всему, плату брать было не за что. Никто на её честь не покусился, и даже продолжавший выводить носом невероятные рулады принц Ульрих Датский всего лишь спал, демонстрируя полную неспособность к альковным подвигам.
Надо было как-то привести свой наряд в порядок, но её единственная служанка осталась в замке, если так можно было назвать ту развалюху, что оставил ей покойный супруг и не сумели отнять его алчные родственники. Самой с платьем не справиться, но если накинуть плащ и как можно скорее уйти, пока ещё не все пробудились…. Господи, кого она обманывает? Вчера её все видели и прекрасно поняли, что должно произойти дальше. К тому же, это дело ещё не закончено… Как же всё это гадко.
– Вы уже проснулись? – поинтересовался я из-за занавеси, делившей шатер на части.
Женщина вздрогнула, и её испуганный взгляд стал на мгновение жалким.
– Что произошло? – Пролепетала она. – Я ничего не помню…
– Держите! – протянул я ей серебряный стакан.
– Ой, горячий, – удивилась она. – А что это?
– Сбитень. Такой русский напиток. Ночью был дождь и почти весь заготовленный хворост намок, так что это наш единственный
– Простите, сир, а как я оказалась с…? – с непонятным выражением на лице, поинтересовалась Женевьева, отхлебывая ароматное питьё мелкими глотками.
– Рядом с Ульрихом? – улыбнулся я. – Это моя вина. Вы с ним так много выпили, что свалились почти одновременно. Я приказал слугам унести вас в шатер, но мне и в голову не пришло уточнить, что укладывать гостей надо в разных местах. А мои стольники и стряпчие люди простые и бесхитростные. Им надо говорить всё конкретно, иначе такого наворотят… Кстати, как любезный кузен вел себя? Надеюсь…
– О нет, – поспешила успокоить меня фрау Мюнхгаузен. – Князь-епископ спал сном младенца.
– В смысле, всю ночь кричал, а под утро обгадился?
– Фу, – поморщилась она, – как вам не стыдно!
– Ну, извините.
– Мне нужно привести себя в порядок, – вздохнула дама, ухитрившись придать своему лицу выражение застенчивости.
– Собственно, я за этим и пришел. Женской прислуги у меня нет, а стряпчие, боюсь, с вашим туалетом не справятся.
– Вы хотите помочь мне?!
– Ну, скажем так, у меня есть кое-какой опыт в этом деле. В смысле, одеть-раздеть даму.
– Могу себе представить! – саркастически отозвалась фрау Мюнхгаузен.
– Так вам нужна помощь, или нет?
– Да!!! – разозлилась Женевьева, но тут же успокоилась, и спросила деловым тоном: – Мне необходимы: вода, полотенце, зеркало и, если возможно, гребень. Мой слишком мал.
Надо отдать должное француженке, получив все требуемое, она достаточно быстро привела себя в порядок, что, принимая во внимание мою не слишком квалифицированную помощь, было практически подвигом.
– Вашу Ласточку подковали, так что можете ехать, – сообщил я, как бы, между прочим. – Приказать моим людям сопроводить вас?
Прекрасные голубые глаза уставились на меня с легким недоумением. Судя по всему, вдовушка рассчитывала на более долгое и выгодное знакомство, но предложение, которого она явно ждала, так и не последовало.
– Благодарю, сир, я доберусь сама, – закусила губку Женевьева.
Оседланная кобылка ожидала нас, едва мы покинули шатер. Стоявшие на часах рынды вытянулись в струнку, а улыбчивый Равиль помог фрау Мюнхгаузен забраться в седло.
– Прощайте, сударыня, и поминайте иногда бедного Странника в своих молитвах!
– Непременно, Ваше Величество, – учтиво поклонилась та, и натянула поводья.
Ласточка фыркнула, покосилась на все ещё улыбающегося татарина и, повинуясь приказу хозяйки, пустилась вскачь.
– Проследить! – велел я Михальскому и не дожидаясь ответа вернулся к себе.
Дождавшись, когда царь уйдет, Ванька Хованский почесал нос и шепотком спросил у стоящего рядом Пожарского:
– Видал?
– Не твоего ума дела! – буркнул тот.
– А чего?
– Ничего! Будет как с Борькой Репниным.