Государево дело

Оченков Иван Валерьевич

– Вы уверены, милочка? – обернулась к ней мать.

– Вполне, Ваша Светлость.

– Я её помню, – важно кивнула Клара Мария. – Она ведь француженка?

Заскучавшие было матроны охотно поддержали этот разговор, став неуловимо похожи на старушек у подъезда в будущем. С удовольствием перемыв косточки вдовушке, они быстро сошлись во мнении, что Женевьева – самая вежливая и воспитанная проститутка на этом сборище, после чего с интересом посмотрели на меня.

– Матушка, вам надобно заказать себе лорнет, – улыбнулся я.

– Это ещё что такое?

– Что-то

вроде очков, только на длинной рукояти. Вы смогли бы с большим изяществом подносить их к глазам и рассматривать заинтересовавших вас гостей.

– В Москве изготавливают такие вещи? – недоверчиво прищурилась она.

– Пока нет.

– У вас светлая голова, Иоганн, и если бы вы меньше тратили время и средства на блудниц, то добились бы куда большего!

– Вы наговариваете на меня, матушка. Меня вовсе не интересует фрау Мюнхгаузен.

– Зато она на вас смотрит глазами не доеной коровы.

– А мне показалось, будто у Вас слабое зрение. Кстати, откуда Вы знаете, как выглядят коровы?

– Это совсем не важно, сын мой. Гораздо интереснее то, что ваша новая пассия принадлежит к свите моего деверя Юлия Эрнста.

– Я знаю.

– Надеюсь что так, – скривила губы Клара Мария.

– Матушка, с вами всё в порядке?

– Не беспокойтесь, сегодня я не умру. Не хотелось бы доставить такой радости вашему отчиму.

– Всё настолько плохо?

– Не обращайте внимания Иоганн. У Вас достаточно своих дел, чтобы тратить время ещё и на мои.

– Ваши дела – мои дела.

– Нет! Вы – государь обширной страны и ваши действия должны быть подчинены её интересам, а никак не наоборот. Кстати, раз уже речь зашла о делах. Я слышала, что представители Ганзы домогаются встречи с вами. Это так?

– Да.

– Что они хотят?

– Новых привилегий.

– Вы их дадите?

– Нет. У иноземных негоциантов в России и так слишком много преференций. Они любят толковать о свободе торговли, но на самом деле желают быть монополистами. Пока я стою во главе государства, этого не случится.

– Рада слышать от Вас речи не мальчика, но мужа, – скупо улыбнулась герцогиня, затем подвинулась ко мне и с видом заговорщика прошептала: – Только не объявляйте им свою волю сразу. Я хочу видеть своими глазами, как вытянутся физиономии у этих наглых торгашей.

– Можете на меня рассчитывать, – так же тихо отвечал я.

Услышав, или если точнее почувствовав за спиной движение, я обернулся и увидел осторожно пробирающегося к моему креслу Михальского. Наверное, опять принес какую-то не слишком хорошую новость. Надо сказать, что Корнилий всегда страдал паранойей, а теперь, судя по всему, он ей даже немного наслаждается.

– Что-нибудь случилось? – спросил я одними глазами.

Ответом было красноречивое пожатие плечами, дескать, разве мало того что уже произошло? В принципе он прав. Пока мы после охоты тайком навещали Вольфенбюттель, вокруг нашего отряда начали твориться разные малопонятные движения. Какие-то досужие люди пытались подсаживаться в кабаках к моим людям и угощать их, пытаясь при этом разговорить. Кроме того резко возросло количество желающих

поступить ко мне на службу. Это на самом деле очень странно, потому что в Европе явственно пахнет порохом, так что для желающих продать свою шпагу, нет недостатка в предложениях.

Помимо военных, время от времени появляются загадочные личности, именующие себя рудознатцами, алхимиками, механиками и прочими умельцами. Одни обещают найти в недрах России все известные на сегодняшний день минералы, другие готовы превращать дерьмо в золото, третьи застыли в шаге от создания «Perpetuum Mobile». [120] Что интересно ни рекомендаций, ни каких либо иных документов у них нет, а вот желание получить подъемные есть. К тому же, даже куцых познаний Рюмина, занимающегося приемом просителей, было достаточно в большинстве случаев, чтобы уличить этих людей в шарлатанстве.

120

Perpetuum Mobile. – Вечный двигатель.

Но самое главное, бесследно исчез один из ратников Михальского – молодой казак Антип по прозвищу Сиротка. Поначалу думали, что добрый молодец загулял с какой-нибудь разбитной бабенкой из местных, тем паче, что тот был до них большой охотник. Однако меры принятые для розыска пропавшего успеха не принесли. Панин с фон Гершовым виновато отмалчивались, а взбешенный Корнилий грозился перевернуть с ног на голову весь Брауншвейг, но власти вольного города только разводили руками. Дескать, люди тут живут свободные и имеют право делать всё что захотят. Вот, ей Богу, как ни бесит меня отчим, но если вдруг решит взять на шпагу этот мерзкий городишко, я ему пособлю!

Так что пришлось усиливать бдительность, ратникам и рындам строго настрого приказать поодиночке не ходить, а пьянствовать или блудодеить, коли приспичит, исключительно в местах временной дислокации. Правда, отец Мелентий со своей стороны пообещал всем, кто воспримет последний пункт слишком буквально лично оторвать все причиндалы.

– Всё в порядке? – спросил я у литвина.

– Пока да, Ваше Величество, – мрачно ответил тот.

– Звучит не слишком обнадеживающе.

– Выглядит ещё хуже. Слишком много людей прибыло на этот бал, а у нас мало людей. Что же касается стражников вашего отчима, то они и вовсе никуда не годятся.

– Ладно тебе, ворчун. Не так уж всё и плохо. Посмотри, какой праздник устроили братья герцоги.

– Это, да.

– Что голштинец, готов к серьезному разговору?

– Да, государь. Они ждут Вас.

– Хорошо, идем.

Если какой-нибудь захудалый барон захочет покинуть бальную залу, то этого, скорее всего, никто не заметит, ибо кому он интересен, кроме своих родных и ближайших соседей. Другое дело, если это решит сделать принц или князь, тут сразу пойдут шепотки и пересуды: – «А куда это он намылился?» А уж если это сделает русский царь, то это, будьте покойны, заметят все. Но тут уж ничего не поделаешь, судьба такая у «сильных мира сего».