Государево дело
Шрифт:
– Попейте, матушка!
– Спасибо, – с трудом прохрипела она. – Что-то мне нехорошо. Позовите врача….
– Эй, кто-нибудь! – зычно рыкнул я на весь замок. – Бегом сюда, проклятые бездельники, или со всех шкуру спущу! И прихватите доктора, чтобы вас всех разорвало!
Вокруг поднялась суета, забегали какие-то женщины, очевидно, служанки. Потом появился важный господин, одетый во все черное и попросил оставить его наедине с пациенткой.
– Ступайте, сын мой, – с трудом прошептала Клара Мария. – Мы позже договорим.
Кивнув, я вышел вон из покоев матери
– Государь, – встревоженно встретил меня Корнилий.
– Что ещё? – рассеянно отозвался я.
– Тут эта, как её, пани Мюнхгаузен!
– Что?!
– Только что въехала в ворота замка. Верхом. При ней двое слуг.
– Нас выследили?
– Ручаюсь вам, нет!
– Но я до самого отъезда никому не говорил, что отправлюсь к матери… а ладно, что гадать, пойдем, поздороваемся.
Выглядела француженка, волей судьбы и бывшего мужа занесенная в Нижнюю Саксонию, прямо скажем, неважно. Платье и без того пострадавшее во время охоты и ночевки ещё больше запылилось. Плечи безвольно опустились, и вся фигура выражала полную безысходность. Один из слуг спешился и помогал сделать то же самое даме, а второй, тем временем, оставался в седле и внимательно наблюдал за происходящим. И выглядело всё это так, будто нашу веселую вдовушку доставили в замок под конвоем.
– Погоди-ка, – остановил я Михальского, – что-то не нравится мне эта сцена.
– Кажется, у нашей знакомой неприятности, – кивнул телохранитель в ответ. – Не прикажете ли разузнать, в чём дело?
– Действуй, – кивнул я и встал за колонной, чтобы меня не видели.
Получив дозволение, Корнилий скинул свою порядком потертую епанчу и, подбоченившись, подошел к Женевьеве и её толи слугам, толи охранникам.
– День добрый, прекрасная пани, – начал он с таким ужасным польским акцентом, что его было не так просто понять. – Позвольте засвидетельствовать Вашей Милости своё глубочайшее почтение!
– Что он говорит? – удивился продолжавший сидеть конвоир.
– Черт разберет этих поляков или московитов с их варварским выговором, – буркнул второй и махнул рукой, дескать, проваливай!
– Я не с тобой разговариваю, быдло! – презрительно скривился в его сторону литвин, после чего изобразил изящный полон в сторону изумленной француженки.
Если немец и не знал значение слова «быдло», то явно догадался по выражению лица своего собеседника и это ему совсем не понравилось.
– А ну-ка убирайся отсюда подобру-поздорову, проклятый ублюдок! – угрожающе прорычал он Михальскому, положив руку на висевший на поясе тесак.
– Чи пан дурный? – взревел Корнилий, и вскинул свой надзак, [114] с которым не расставался.
Конфликт потихоньку накалялся. Осыпавший своих противников бранью, Михальский всё никак не брался за саблю, а слуги брауншвейгского герцога не решались начать первыми, поскольку
– Какая неожиданная встреча, мадам, – шепнул я даме, подобравшись поближе к месту событий.
114
Надзак – польский клевец. Польские шляхтичи часто использовали его вместо трости.
– Ваше Величество! – изумилась она. – Но как вы здесь оказались?
– Странный вопрос. Этот замок принадлежит моей матери, а вот что вы тут делаете, да ещё под охраной, мне решительно не понятно.
– Его Светлость приказал мне отправляться сюда.
– Вы служите моему отчиму?
– Нет. Юлию Эрнсту.
– И он приказал вас арестовать?
– Нет, – с легкой заминкой ответила она.
– Сударыня, вы неважно выглядите. Давайте встретимся вечером и спокойно поговорим. Мне кажется, у нас есть что обсудить.
– Как вам будет угодно, сир!
– Отлично, – кивнул я и постарался исчезнуть также незаметно, как и появился.
Михальский, заметив мой маневр, тоже резко потерял интерес к общению и, развернувшись, с независимым видом пошел прочь, оставив браушвейгцев в полном недоумении.
– Что этому чертовому поляку было нужно? – растерянно спросил один.
– Хорошей взбучки, – буркнул второй и с ненавистью добавил: – Понаехали!
В замке Вольфенбюттель, как и во всяком ином жилище уважающего себя крупного феодала было довольно много слуг, работников, а также изрядный гарнизон. Однако когда Август Младший и его брат отправились на съезд, большинство прислуги, а также лучшие из воинов отправились с ними. Именно поэтому внутренние покои, служившие пристанищем герцогской чете, изрядно опустели и я со своими спутниками мог передвигаться, почти не привлекая к себе внимания.
Единственным исключением были дети здешних слуг, которым наш приезд показался чем-то вроде приключения. Особенно усердствовал один худенький вихрастый мальчишка, ходивший за нами по пятам с видом заговорщика. В один прекрасный момент моему телохранителю это наскучило, и он сделал вид, будто собирается поймать сорванца. Тот, разумеется, бросился бежать и тут же угодил в руки к улыбающемуся Равилю.
– Пустите! – крикнул извивающийся мальчишка, пытаясь вывернуться, но не тут-то было. Татарин держал крепко и не собирался выпускать свою добычу.
– Как тебя зовут, парень? – поинтересовался я у задержанного.
– Гюнтер, Ваше Величество, – с независимым видом отозвался тот.
– Ты сын кого-то из слуг?
– Мой отец – конюх, – подтвердил тот.
– И ты, наверняка, знаешь тут все ходы и выходы?
– Конечно!
– Прекрасно. Тогда скажи мне вот что. Сегодня в замок привезли одну женщину. Видел её?
– Такую светловолосую и красивую?
– В точку!
– Нет, Ваше Величество, не видел!
– Ты слышал, Корнилий? По-моему, этот маленький негодяй издевается над нами!