Государственный киллер
Шрифт:
Тише едешь, дальше будешь. Справедливость этой мудрой поговорки и для ОМОНа доказал Свиридов, неожиданно для не в меру прыткого парня вынырнув из-за поворота лестницы и коротким, хлестким, как бросок змеи, ударом переведя того в горизонтально-плачевное положение.
…Он выскочил на крышу театра и огляделся по сторонам. Здесь царили темнота и тишина, словно и не было смертоносного выстрела, переполоха и потушенных юпитеров, а потом шума погони за спиной.
Свиридов посмотрел на мощный раскидистый вяз, который самое малое на пять метров превышал уровень ската крыши. Правда, отстоял от корпуса театра на те же пять метров. Впрочем, другого выхода не было: краем уха Свиридов уже подхватил глухой нарастающий шум, а потом тупое звяканье металла – вероятно, один из омоновцев задел дулом автомата перила лестницы.
Свиридов глубоко вздохнул, разбежался и прыгнул во тьму, распластавшись в теплом ночном воздухе…
…Инна сидела в «девятке», которую она недавно забрала из своего личного гаража. Машина была припаркована к ночному бару «Темпл» – именно здесь они условились встретиться с Владом на случай непредвиденных эксцессов.
Почему-то она не была уверена, что этих самых эксцессов удастся избежать.
Да и Григорьев… что-то не понравилось ей во взгляде, которым тот смотрел на Влада, очевидно, чувствуя в нем сильного и куда более удачливого соперника. Правда, она не верила, что Григорьев способен на подлость, но ведь ревность кардинальным образом меняет человека.
Эти размышления были прерваны коротким сильным стуком в стекло, и, повернувшись, она увидела взволнованное лицо Влада.
Она впустила его в машину, и он буквально рухнул на сиденье, отдуваясь и вытирая пот со лба.
– Влипли, как малые дети, – с трудом выговорил он. – Ну что… поехали!
Машина сорвалась с места, Влад перевел дух и произнес:
– Твой Григорьев, похоже, сдал меня… да и тебя, надо думать, тоже.
– Я не ожидала, что конкурс кончится так рано, – отозвалась Инна, – или ты ушел, не дожидаясь окончания?
– Ты на редкость догадлива, – с убийственной насмешкой сказал Владимир, а потом повернулся к ней и добавил: – Не знаю, что уж там произошло… но только тебе больше не придется идти против собственного отца.
Инна похолодела: в интонациях Свиридова ей послышалось что-то трагическое и зловещее.
– Инна будь мужественной, – печально добавил он. – Я не знаю, как… в общем, твой отец… генерал Костров… убит.
Девушка вскрикнула и чуть не выпустила руль, так что они едва не вылетели на полосу встречного движения.
– Я такого еще не видел, – продолжал Влад. – Это превосходит всякое воображение. Его застрелили прямо с подиума… в ложе для жюри, где он сидел.
– Кто… кто застрелил? – глухо спросила Инна.
– Твоя подруга Камилла Оленева.
Глава 10
Аустерлиц Наполеона и деда Константина Макарыча
Генерал Александр Сергеевич Костров был застрелен в одиннадцать часов вечера. Почти немедленно схватили исполнительницу этого чудовищного преступления, Оленеву Камиллу Леонидовну, 1981 года рождения, уроженку города Энгельса Саратовской области, участницу конкурса красоты «Хрустальная корона Великой Волги».
Первый же час следствия по делу об убийстве генерала Кострова выявил, что Оленева в момент совершения преступления находилась под воздействием сильнейшего психотропного препарата, подавляющего волю и в свое время применявшегося на допросах с пристрастием в КГБ СССР. В девяностые годы сферы применения препарата, имеющего условное наименование Н-18, были существенно сокращены. В настоящее время Н-18 активно применяется криминальными структурами.
Таким образом, Оленева не может быть привлечена к делу по факту убийства по причине ее полной невменяемости и отсутствия самоконтроля на момент совершения преступления. Этот факт зафиксировала следственная группа ФСБ под руководством капитана Григорьева, который присутствовал на месте преступления.
После того, как Камиллу несколько привели в чувство, она назвала среди организаторов этого преступления свою подругу и дочь генерала Кострова Инну. Последняя порвала с генералом всякие отношения, и не исключается, что она напомнила о себе таким экстравагантным способом.
Среди подозреваемых фигурирует имя некоего Свиридова В.А. По некоторым данным, этот человек служил в спецназе еще ГРУ Генштаба СССР и соответственно имеет высокую степень подготовки.
Меры по задержанию Свиридова успеха не принесли: бывшему суперагенту Главного разведывательного управления удалось уйти.
Все это доложил капитан Григорьев лично мэру Ульяновска Валерию Павловичу Колпакову, который тоже присутствовал при трагической гибели своего друга Кострова Александра Сергеевича и теперь собрался сам курировать расследование. Следствие возглавил капитан Григорьев. По слухам, по просьбе главного спонсора конкурса, президента фирмы «Калипсо» Сергея Ивановича Никольского.
– Что же теперь делать? – растерянно спросила Инна, когда Влад пересел за руль и завел «девятку» куда-то в лесок в двадцати километрах от областного центра.
Свиридов, только что прослушавший по радио оперативную сводку, в которой он и Инна фигурировали в числе подозреваемых, покачал головой.
– Честно говоря, я и сам путаюсь в этом хитросплетении мотивов, – наконец сказал он. – Пока я могу предположить, что твой отец был вовсе не так виновен в твоих несчастьях, как ты думаешь. В таком случае его могли убрать только Никольский и Маметкулов. Тем более что почерк преступления – задействование психотропного препарата, исполнительница – не имеющая никакого отношению к делу девушка, да и вообще… все указывает на них. Только зачем его убили? Значит, он вот-вот мог узнать нечто такое, что заставило бы его в корне пересмотреть свое отношение к руководству «Калипсо». Например, кое-что о деятельности монастырской студии. А это могла сообщить ему только ты.
Свиридов вздохнул и пробормотал:
– Жуткая, отлаженная система двойной игры. Только игра эта на грани… С одной стороны, огромный куш, с другой… с другой – полный крах и конец всему.
– Но что же нам теперь делать? – еще раз растерянно пролепетала Инна, с мучительной надеждой глядя на Влада.
Свиридов долго молчал, то и дело открывая рот, чтобы что-то сказать, но слова словно не шли с языка. И только на исходе второй минуты он наконец выдавил из себя:
– Едем в монастырь.